не оставаться с ним наедине. Боялась не сдержаться. А когда сестра рассказывала об их утехах, все нутро плакало от обиды. Но я сама просила ее об этом, специально причиняя себе боль. Хотела возненавидеть его, вырвать из сердца, осознавая, что Демьян мне не принадлежит. Ничего не помогало! А когда она попросила дать клятву, я поняла, что даже когда ее не станет, мне не быть с мужчиной, которого люблю. Тогда зачем мне жить?!
Я желала сгинуть в лабиринте! И даже отец не мог убедить меня в обратном. Он пытался утащить меня подальше от леса, но не сумел сдвинуть с места. Я словно приросла коленями к сугробу, шепча под нос, как молитву:
– Не возвращайся, Демьян.
Люди заходили в ратушу, а Казимир раздавал указания. Все начали накрывать на стол, будто сегодня торжество! Как можно так хладнокровно отмечать день обряда, когда уже завтра в одной из семей поселится новое горе и будет сжирать их дитя все десять лет! Как же мне хотелось покончить с этим навсегда! Нет сил терпеть и тушить в душе протесты!
Белогривый конь с наездником показался на тропе, и мое сердце на миг перестало биться. Ратибор заехал в село, и я подскочила, заглядывая в повозку. Там лежал связанный Демьян под конвоем стражи.
Во мне что-то надорвалось. Я забыла, как дышать. Кинулась к нему, пытаясь развязать веревки, но Ратибор подхватил меня на руки и оттащил. Я лупила его, вырывалась, но сил не хватало. От обиды я заплакала и обмякла.
– Где Дарена? – пропищала я сквозь слезы.
– В лабиринте, – ответил Ратибор.
Вот и сбылось то, чего я так боялась. Она не смогла сбежать, а он не сумел ее отвоевать.
– Демьян! – закричала я что было мочи, когда его вытаскивали из повозки. – Ты обещал!
Ратибор поставил меня на снег, но продолжал удерживать руки за спиной. Демьян поднял полный отчаяния взгляд янтарных глаз, больно уколов мое сердце. Как теперь мы будем жить?
– Пойдем в ратушу. Тебе надо выпить, – повернул меня к себе Ратибор. Я прижалась к его груди и положила голову на плечо, из-за него наблюдая, как Демьяна освобождают от веревок.
Казимир стоял на пороге ратуши и наблюдал за нами. Он жестом подозвал к себе сына. Демьян подошел, и отец крепко его обнял, шепнул что-то на ухо и повел в помещение. Мы с Ратибором отправились за ними.
Я сидела за столом, опрокидывая один кубок вина за другим, и с отвращением наблюдала за всеобщим весельем. Отец тоже не пропустил праздник, но в отличие от других сидел в углу с бутылкой алкоголя и вытирал скупые слезы.
Демьян сидел напротив. Он ни ел, ни пил, буравя стеклянными глазами новый портрет, который сегодня повесили на стену почета. Дарена на нем выглядела счастливой. Художник постарался на славу. Я помню тот день, когда две недели назад к нам в дом пришел местный художник. Я наблюдала за его работой, стараясь шутками развеселить сестру. Он настаивал на том, чтобы она заплела рыжую гриву в косу, но Дарена не послушалась. Сказала, что будет сидеть смирно, только если распустит волосы. Ему пришлось сдаться.
Я снова повернулась к столу, чтобы не видеть