крылась еще одна странность – она умела взглядом творить чудеса. Если она встречалась взглядом с человеком, давно убившим свою совесть, то она вновь воскресала и заставляла его отдавать награбленное, признаваться во лжи, увольняться с места, которое не по праву занимал. Человек, как водится, даже не помнил о том, что же толкнуло его на это. Ее взгляд был подобен добрым и волшебным рукам Золушки, под которыми воротник зашивался, а сухие цветы оживали. Она оживляла то, что давно умерло в человеке, она воскресала его детство, его совесть, зажигала потухший равнодушный взгляд.
Ее часто можно было застать на берегу моря в ясный солнечный день, она ложилась у самой воды на спину, широко раскрывала руки ладонями вверх и смотрела на солнце своими прекрасными голубыми глазами. Многие делали предположения, почему она так лежит до заката, и почему ее кожа всегда оставалась бледной. От солнца она подзаряжалась, как от большой батареи. Казалось, что она просто фея из сказок, случайно оказавшаяся здесь, и ее не касалось ничто человеческое. Домом для нее было все, абсолютно все окружающее.
К ней тянулись люди, но одновременно ее боялись, потому что ходили одни из последних и, естественно, самых правдивых слухов о ней, как об инопланетянке. То, что людей все неизвестное, необъяснимое всегда и пугало, и притягивало одновременно – факт.
Прошлое никогда не уходит, оно остается здесь, с нами, в настоящем, а значит времени нет, и система отсчетов неверна, и лишь уроборос, закусивший свой хвост – цикличность бытия, верен. Время в своих трех ипостасях всегда существовало вместе с нами в каждый момент существования. Она и была этим временем, которое течет как вода, а все же стоит на месте, но и временем, трансформирующимся в свои три ипостаси, а точнее, даже четыре: прошлое, настоящее, будущее, небытие. Хотя эти понятия придумали люди, чтобы уложить время в прокрустово ложе своих взглядов и стандартных рамок. Небытие – спорно и непонятно, но именно этим небытием была эта странная девочка, выкинутая на берег во время шторма. Она не вмещалась ни в какие рамки общепризнанных норм понимания, потому что они устарели. Понимание застряло на одном уровне сознания и, просто, тривиально боится выйти на другой, да и кто выйдет?
Она несла собою будущее понимание – понимание сердцем, широко раскрытыми глазами, прощение виновного, прощение себя в себе. Она несла эзотерику, музыку тибетских чаш, покой и глубокую работу индийских медитаций, шум первозданного мира и понимание всего сущего, понимание Бога, понимание себя в Боге, понимание мира в себе, но понимание себя в мире она оставляла за каждым.
Ее чудеса так и оставались незамеченными. Горстка энтузиастов пыталась разговаривать с ней языком глухонемых, но все тщетно, она смотрела на них своим ангельским взором и молчала. Эта горстка как-то предположила, что она – человек, живший во времена величайшей цивилизации, построившей все пирамиды, затерянные города, геометрически правильно выверенные монументы. Ее образ незримо