привлекала и продолжает привлекать наше внимание не только потому, что, выражаясь обывательски, это – хорошая картина.
Важно и ценно другое – здесь впервые намечены новые пути советского кино, новые методы и смелая своеобразная установка режиссерской, операторской и актерской работы.
Режиссер подошел к своей работе, так сказать, диалектически: считая, что самые смелые художественные построения могут быть оправданы ясностью цели, он шел от задания к заданию, разрешая каждое из них в соответствующем художественном плане и сохраняя в то же время единое идейное целеустремление. В этой работе самые разнообразные стили художественно-постановочной работы не только уживаются, но сживаются, органически сращиваются.
Пришедшая от театра символика отдельных моментов (конец 3-ей части – замедленное движение колеса), глубокий реализм массовок, эксцентрически поданные сцены-темы, введение которых в картину является своего рода сюжетной эксцентрикой; наконец, чисто кинематографическая трагичность построения всей вещи – все это крепко спаяно, прилажено, почти что слито.
Найдена новая форма работы, вызванная к жизни правильным подходом к новому смыслу и характеру происходящего. И вот это-то и ценно.
Дальнейшее совершенствование этой формы должно привести нас к тому, что социально-художественная хроника (героическая, романтическая, трагическая) станет своеобразным, может быть, неподражаемым (благодаря насыщенности массовым действием) стилем наших советских постановок.
Режиссер знал, чего он хочет. И в силу этого все почувствовали прилив бодрости: оператор нашел изумительные краски и блики для того, чтобы подчеркнуть то, что стало ясным для него при постановке данной сцены; актеры покорно смешались с толпой, организуя ее и превращая тем самым в «массового актера», самые обыкновенные вещи стали значительней и интересней, заиграли в общей одушевленной системе.
Сегодня – мы констатируем – сделан поворотный этап в советской кинематографии; подлинное значение его будет учтено, может быть не сегодня, а несколько позже, когда мы убедимся в том, что эта новая форма есть в то же время и новое содержание, так как в нее легко и удобно умещается все своеобразие той коммунистической установки всех явлений общественности и быта, которые никак не хотят и не могут уложиться в формы «старого доброго искусства».
Титлоним Ю. Рист предполагает, по всей вероятности, определенное направление поиска – автор, укрывшийся под таким псевдонимом, мог иметь юридическое образование или работать в правовой среде. Но где взять анкеты сотрудников и авторов журнала, издававшегося в 1925 году?
Есть другой путь: сопоставить между собой материалы номеров «Советского экрана», в которых напечатаны статьи, подписанные Ю. Рист. Этот псевдоним стоит еще под пятью публикациями: «Прошлое и настоящее» (№ 3), «Ритм» (№ 4), «Киноплакат» (№ 7), «Из записной книжки журналиста. (Кинофобы)» (№ 11) и «Наброски о халтуре» (№ 24). Просмотр этих материалов не дает никакого