Пол Бейти

Черный кандидат


Скачать книгу

сигарета в другой. Фарик завопил на весь пустой парк:

      – Пива и рыбы всем! Кто меня предал? Иуда? Я так и знал – жадная тварь! Перед смертью я дам вам последний святой совет: никогда, никогда не позволяй чуваку целовать тебя на людях.

      Расчехлив маркер, Уинстон вдавил предплечье в глотку Фарика и над его сморщенной бровью сделал надпись. Потом отступил на шаг, любуясь своим творением.

      – Вот. Теперь ты Иисус.

      Фарик капнул пива на руку и попытался оттереть чернила со лба.

      – Ну ты чего? Что ты там написал?

      – I-N-R-I[3].

      – Что это значит?

      – Понятия не имею, но на всех картинах с распятым Христом это написано на кресте. Раста как-то сказал мне, что оно значит «Я Негр Рулю Исключительно».

      Фарик прекратил тереть бровь.

      – Исключительно? Что это должно значить?

      – Понятия не имею. Думал, ты знаешь – звучит точь-в-точь как пятипроцентская[4] муть. «Белый человек есть дьявол», как ты все время говоришь.

      Фарик развернулся на кривых ногах и снял костыли с сетки. Он почти завершил маневр, но пошатнулся, запнулся и уронил их на землю. Прежде чем он успел их поднять, Уинстон схватил костыли и, хихикая, помахал ими перед носом приятеля:

      – Напился?

      – Брось эту херню, жирюга, я сам могу их подобрать.

      – Жирюга?

      Уинстон отбросил костыли метра на три от искривленных ног Фарика.

      – Фас, гад. Если Иисус Христос мог ходить по воде, фальшивый Иисус может хотя бы ходить на своих двоих.

      Не раздумывая, Фарик отпустил забор и двинулся вперед. Ступни его загибались внутрь, носки кроссовок цеплялись друг за друга, тонкие ноги сходились в коленях, образуя букву Х. Волоча подошвы по земле, Фарик сделал три рискованных шага, остановился и выдохнул. Уинстон не сдержался:

      – Зачем задерживаешь дыхание? Ты ж не под водой, дыши!

      – Не смотри, как я хожу! – рявкнул Фарик. – Не люблю, когда кто-то смотрит, как я хожу.

      – Ниггер, ты не ходишь. Ты на коньках катаешься, по ходу. И дрожишь так, словно сейчас землетрясение, которое ощущаешь ты один.

      Дойдя до костылей, Фарик бросился на них, как на рассыпанные долларовые бумажки. Схватил и прижал к груди, чтобы не унес ветер.

      – Сказал же, я могу ходить.

      – Может, не стоит этим хвастаться, атлет? А то я с утра позвоню в соцслужбу, и у тебя отберут пенсию по инвалидности. Пошли еще пива возьмем.

      Обратно в магазин они шли молча, слушая то, что в городе считается тихой ночью. Гудел и скрипел фонарь. По горам мусорных мешков скакали крысы. Порыв ветра швырнул им под ноги пеструю смесь макулатуры и пустых пакетов. К груди Уинстона прилипла листовка к предстоящим выборам. Там говорилось: «VOTA WILFREDO CIENFUEGOS, DEMOCRAT POR COUNCILMAN DISTRITO 8. SEPTIEMBRE 9TH. ¡PARE LA VIOLENCIA!»[5] Pare la violencia, «Остановим насилие» – эта фраза до сегодняшнего бруклинского происшествия была для Уинстона частью экуменического белого шума, который он слышал и видел с начальных классов. Не кури. Просто скажи «нет». Безопасный