кто таков, гость незваный? Зачем на край света пожаловал? Смерти ищешь?
Голосище, будто гром гремит. Отвечает ему Данило:
– Меня Данило-охотник кличут. А зачем пожаловал, тебя не спросил, чудо-юдо поганое!
– Ха-ха-ха! Я тебя, Данило, на одну руку посажу, другой прихлопну, только мокрое место останется!
Тут Данило вовсе осерчал.
– Не подстрелил ясна сокола, рано и перья щипать. Давай-ка в честном бою силы пробовать!
Налетел Змей Горыныч на Данилу-охотника, да только ковёр-самолёт, будто шмель, вокруг чуда-юда летает, от ударов уворачивается, от огня ускользает. Три дня и три ночи бились, все тучи в небе в одну кучу собрали, будто смерч бушует. На третий день начал Змей Горыныч уставать, неповоротливый сделался. Вот тут Данило его и подловил. Да со всей силушки богатырской как ударил Змея палицей между глаз! В лоб прямёхонько угодил. Взревело чудо-юдо поганое и рухнуло вниз замертво.
Успокоилось сине море-океан. Тучи исчезли. И солнышко над головой ярче прежнего засияло. Вытер Данило-охотник пот со лба и на остров путь держит…
Опустился ковёр-самолёт с Данилой посреди чудесного сада, прямо перед теремом. Огляделся молодец по сторонам и видит: напротив терема, впрямь, яблоня растёт с молодильными яблоками. Под яблоней колодец вырыт с живой водой. Рядом с колодцем клетка стоит, золотая, узорчатой накидкой накрыта.
Обрадовался Данило-охотник.
– Ай да, бабушка! Всё, как сказала. Слово в слово.
Сдёрнул Данило узорчатую накидку и ахнул. Рукой глаза закрыл от нестерпимого света. Перед ним Жар-птица огнём горит-переливается. «То-то князю потеха будет!»
Набросил Данило накидку. Клетку с Жар-птицей на ковёр-самолёт погрузил. Зачерпнул из колодца фляжку живой воды, как Баба-яга велела. И три яблока с яблони сорвал, в торбу[12] спрятал. Тут бы и самому собраться в путь-дороженьку, да не выдержал Данило, на терем оглянулся. Любопытство так и разбирает его. «Ну нет, бабушка! Хочу я на эту Царь-девицу хоть одним глазом взглянуть!»
Только подумал, а ноги сами к терему несут. И погонять не надо. Но недолго Данило в тереме пробыл. Не успел петух на плетне прокукарекать, а он уж из ворот выскочил. Прыгнул на ковёр-самолёт и кричит:
– Поехали… моль окаянная!
Ковёр-самолёт птицей в небо взмыл и исчез с глаз. Словно не бывало. А из терема, дверь с петель долой, Царь-девица вслед за незваным гостем выходит. Сама в гневе! В руке огромный меч сверкает!
– Фу! Фу! Русским духом пахнет! Это кто тут был? Чья покража? Гей, Змей Горыныч, сторож мой верный, лети сюда! – Засвистела Царь-девица посвистом богатырским. А ответа нет. – Куда он запропал, чудо-юдо поганое?! Проспал вора!
Обежала Царь-девица вокруг острова и нашла-таки Змея Горыныча. Прибило мёртвую тушу к берегу морскими волнами. Запричитала Девица:
– Убил вор слугу моего верного! Сейчас, Змеинушка, я тебя оживлю. А вору от меня пощады не будет!
Зачерпнула Царь-девица живой воды из колодца и из золотой бадейки на разбитую голову полила. Зашевелился Змей Горыныч, охает, подымается.
– Уф!