и угнетению!». В доказательство правдивости наших лозунгов хочу привести вам живой пример. В гости к вам сегодня приехали юные татарские артистки, первые ласточки нашего национального театра – танцовщицы Мукарряма Асфандиярова и Камиля Мазитова. Им всего по шестнадцать лет, но они нашли в себе смелость порвать путы векового рабства и закостеневших, отсталых представлений о женщине как человеке второго сорта, служанке мужчины. Несмотря на угрозы кадимистов, этих замшелых консерваторов и схоластов, девушки смело примкнули к группе фронтовых артистов. Пусть и другие девушки и женщины, обречённые на прозябание в четырёх стенах, борятся за свои права, требуют равноправия, пусть у нашего народа будут свои Жанны Д,Арки, Софьи Ковалевские, Марии Ермоловы!.. Чем мы хуже других наций и народов?!
– Ну да… – сердито отозвался один мужик. – Бабам только дай волю, они тут же тебе на шею и усадятся. Сам у них потом ишаком станешь и даже орать по-ослиному научишься. «Свободу женщине!» Как же… Выкуси… Они, племя дьявольское, и так норовят от рук отбиться. А если их и большевики подстрекать начнут… Караул тогда кричи… Обратно в стойло их уже никакая революция не загонит, даже самая размировая…
Толпа снова зашумела, мужчины о чём-то стали спорить, послышались шутки, смех, и, наконец, атмосфера опять разрядилась.
– Товарищ Еникеев, продолжайте концерт, – приказал комиссар своему культоргу и, спрыгнув со сцены, присел рядом с Ахметсафой.
Сидя бок о бок с Усмановым, Ахметсафа испытывал сложные, смешанные чувства. Но, в общем, этот комиссар вызывал в нём больше симпатии, чем настороженности. Более того, Ахметсафе вновь захотелось встать в ряды победоносной Красной Армии, делить с ней все тяготы походов, а в свободное от сражений время наслаждаться искусством фронтовых артистов…
Вот послышались звуки скрипки, забренчала мандолина, и стены храма божьего, казалось, вздрогнули от весёлой плясовой мелодии. На сцену вышли две юные танцовщицы в нарядных национальных костюмах. Их гибкие, быстрые, изящные танцевальные движения не оставили зрителей равнодушными, но были приняты по-разному. Нашлись и такие, кто стал плеваться:
– Тьфу! Людей не стесняются, хоть Бога постыдились бы, бессовестные! Что вытворяют, а? Что за времена наступили. О, Аллах!
– Не только девушки, но и жёны нынче распоясались, – поддакнули ему. – Дожили, называется…
– Не говори!.. О чём только думают родители, посылая своих девиц вертеть задом перед всем честным народом? Негоже нам смотреть на святотатство! Не возьмём греха на душу!
Однако недовольных было мало, а ещё меньше тех, кто выражал своё недовольство вслух. Никто не спешил уходить. Напротив, заворожённо, зачарованно смотрели на лихо танцующих девушек, нежные ножки которых, казалось, едва касались помоста. Ведь умным людям и в голову не придут грешные мысли при созерцании торжества красоты…
Даже Усманов вдохновился танцем и, забыв о своём комиссарстве, выбежал на середину сцены, включился вместе