зачем на ней жениться? – оторвался от книжки безликий. Его, кстати, звали Егор, и работал он отнюдь не в “Евросети”, а был институтским преподом. – Мало того, что сестра тебе, так ты её и не знаешь совсем… А тебе же с ней жить…
– Да и челюсть к тому же… – встрял я.
– А что я могу поделать?! Так у нас положено, – ответил Джавад. – Традиции. Помолвку сделали, когда мне было восемнадцать, а ей вообще тринадцать. Я уехал учиться и работать сюда… Вот, поработал и поучился на хрен. Вичёвый теперь…
В кварцованном воздухе палаты повисла безысходность. В списке того, что я ненавижу в этой жизни, я мысленно поставил галочку напротив слова “традиции”.
Хорошо, что Джавад остался. Он подкармливал нас, остальных обитателей палаты. Родственники и друзья приносили ему огромные пакеты продуктов. В основном копченое мясо и фрукты. Джавад уверял диаспору: заразился туберкулёзом от своих грузчиков-таджиков. Что он лежит в отделении для ВИЧ-положительных, конечно, никому не говорил. Если б соотечественники узнали – наверняка забыли бы сюда дорогу…
Вскоре меня начали навещать и наши ребята из группы поддержки для людей, живущих с ВИЧ, которым о моём туберкулёзе рассказала Арина. Ко мне в палату их не пускают, и гулять мне еще нельзя. Они передают мне еду, и я чувствую, что они за меня переживают. От этого колет в носу: неужели есть на свете десяток людей, которым будет жалко, если я умру?..
Наше ВИЧ-отделение – на втором этаже. В состоянии вечного ремонта. Побелка носится липкой пылью по коридорам и палатам. Пол моют два-три раза в неделю. Душ не моют никогда – и там неизменно пахнет мочой и спермой.
Зато из окна смотришь – и не веришь, что этот паноптикум безобразного расположен в таком чудесном месте. Деревья, небо, лес.
Я тут уже три недели, и последнее время чувствую себя неплохо. Когда можно будет, наконец, выйти из палаты, мы увидимся с Ариной. Я представляю эту встречу каждый день. Только этими мыслями и жив.
И однажды было пять утра. Просто пять утра. Последний сеанс снов в преддверии нового больничного дня, который, как и предыдущие, будет тянуться медленной противной смолой. А я открыл вдруг глаза. Почудилось, будто кто-то играет на флейте. Совсем уже с ума схожу. Или…
Скрипнул пружинами, спрыгнул с кровати – и я у окна. На дереве, царапающем ветками наше окно, – она. Играет что-то похожее на “Smells like teen spirit”. Не было в моей жизни, кажется, зрелища более прекрасного. Как там древесные нимфы называются? Дриады, кажется…
Мечусь по палате. Не нахожу свою одежду. Правильно, мне же её еще не вернули… Хватаю джинсы Егора, они мне совсем не по размеру, но какая разница… И вот я внизу. Пара синяков. Прыгнуть со второго этажа – ерунда. Как выяснилось.
…Мелькнула и исчезла мысль: почему мы не разговариваем? Только целуемся. Надо, надо говорить.
– Малышка. Говори что-нибудь. Пожалуйста, говори. Я это буду крутить в голове и не сойду с ума.
– Я не знаю, что…
– Как ты живешь, что делаешь?..
– Без тебя я только целыми днями