старый хитрюга.
– Гм, пахнет неплохо… Думаю, вам будет не хватать моей стряпни?
– Да, тут ты права, но в остальном, спасибо большое… Испортила мне аппетит…
– Неужели?
– Точно-точно.
– Как вы меня напугали!
– Но я все-таки попробую эти восхитительные спагетти…
Он подцепил вилкой ком слипшихся макаронин.
– Э-э-э, как это говорится? Al dente[6].
Я смеялась.
– Люблю, когда ты смеешься.
Мы долго сидели молча.
– Вы обиделись?
– Нет, скорее растерян…
– Мне очень жаль.
– У меня такое чувство, что я чего-то не понимаю. Огромный клубок, который я не в силах распутать…
– Я хотела…
– Помолчи. Дай мне сказать. Я должен разобраться. Это очень важно. Не знаю, сможешь ли ты понять меня, но хоть выслушай. Я должен потянуть за ниточку, но не знаю за какую. Не представляю, как и с чего начать. Боже, все так сложно… Потяни я слишком сильно или не за ту нитку, все еще больше запутается. Так запутается, что я ничего больше не смогу сделать и увязну окончательно. Понимаешь, Хлоя, моя жизнь, вся моя жизнь – это клубок, точно сжатый кулак. Вот он я, весь тут, перед тобой, сижу на этой кухне. Мне шестьдесят пять лет. Я ни на что не гожусь. Я тот старый дурак, которому ты только что так всыпала. Я ничего не понял, я так никогда и не поднялся на седьмой этаж. Я испугался собственной тени и вот к чему пришел. Смерть близка… Нет, прошу тебя, не перебивай… Не сейчас. Позволь мне разжать кулак. Хоть чуть-чуть.
Я долила вина в стаканы.
– Начну с самого несправедливого, с самого жестокого… С тебя…
Он откинулся на спинку стула.
– Когда я впервые тебя увидел, ты была вся синяя. Помню, это произвело на меня впечатление. Ты стояла в проеме этой двери… Адриан поддерживал тебя, и ты протянула мне скрюченную от холода руку. Ты не могла ни пальцем шевельнуть, ни слова вымолвить, и я пожал твою ладонь в знак приветствия, и на твоем запястье остались белые следы от моих пальцев. Разволновавшейся Сюзанне Адриан со смехом сказал: «Я привел вам Штрумпфетку[7]!» Потом он отнес тебя наверх и положил в горяченную ванну. Сколько ты там пролежала? Не помню, зато помню, как Адриан все повторял и повторял матери: «Спокойствие, мама, спокойствие! Как только она сварится, мы сядем за стол!» Мы действительно хотели есть – я, во всяком случае. Ты меня знаешь, знаешь, какими бывают оголодавшие старые дураки… Я уже готов был потребовать, чтобы подавали ужин без вас, – но тут ты появилась, одетая в старый халат Сюзанны, с мокрыми волосами и застенчивой улыбкой на лице.
Зато щеки у тебя были красные-красные, просто пунцовые…
За едой вы рассказали, что стояли в очереди в кинотеатр, чтобы посмотреть «Воскресенье за городом», но билетов не хватило, и Адриан, выпендрежник – это семейная черта! – предложил тебе провести воскресенье за городом… и отправиться туда на его мотоцикле. Решать нужно было немедленно – и ты согласилась, потому и заледенела: под плащом у