заявил нам, что он допустил много ошибок, что он читал раньше Сталина гнусные измышления о Советском правительстве, обязан был реагировать на них, но не сделал этого, что свои лондонские ошибки он осознал только в Москве.
Что же касается Вашего упрека в отношении нас троих, считаем необходимым сказать, что мы в своем вчерашнем ответе исходили из Вашего поручения в шифровке от 5 декабря выяснить, кто именно допустил ошибку по конкретному факту с пропуском телеграмм московского корреспондента “Нью-Йорк таймс”. Может быть, нами не все было сделано, но не может быть и речи о замазывании вопроса с нашей стороны».
При этом они не преминули заверить Сталина, что никакого сговора между ними и Молотовым не было и не могло быть.
В тот же день Молотов сочинил личное послание Сталину: «Познакомился с твоей шифровкой на имя Маленкова, Берия, Микояна. Считаю, что мною допущены серьезные политические ошибки в работе… Твоя шифровка проникнута глубоким недоверием ко мне, как большевику и человеку, что принимаю как самое серьезное партийное предостережение для всей моей дальнейшей работы, где бы я ни работал (мысленно он уже расстался с креслом министра иностранных дел). Постараюсь делом заслужить твое доверие, в котором каждый честный большевик видит не просто личное доверие, а доверие партии, которое дороже моей жизни».
Все это Сталин неоднократно читал в письмах многих его прежних попутчиков, попавших по его воле за зарешеченные окна. У него был стойкий иммунитет к чужим страданиям. Разжалобить Сталина, поверить в искренность раскаяния было безнадежным делом.
Тройке Сталин не поверил, поэтому он ответил им коротко и раздраженно: «Вашу шифровку от 7 декабря получил. Шифровка производит неприятное впечатление ввиду наличия в ней явно фальшивых положений. Кроме того, я не согласен с вашей трактовкой вопроса по существу. Подробности потом в Москве».
Сталин хорошо знал своих лицемерных и лживых соратников, поэтому он им не доверял.
Приведенные выше малоизвестные материалы, проливающие свет на характер взаимоотношений Молотова и Сталина в последние годы его жизни, для многих долгое время были закрыты.
Лишь в 1948 году они выплеснулись наружу. В монографии Геннадия Костырченко «Тайная политика Сталина» (2001 г.) на этот счет есть такой абзац: «Так или иначе, но 21 ноября 1948 г. Сталин впервые выразил открытое недовольство Молотовым, В телеграмме в ЦК ВКП(б), отправленной им с юга, в довольно резкой форме были дезавуированы уже отосланные в Германию поправки Молотова к проекту послевоенной конституции этой страны. Причем Сталин настоял, чтобы в принятом на следующий день специальном постановлении Политбюро было указано, что эти поправки являются “неправильными политически” и “не отражают позиции ЦК ВКП(б)”».
Мало того что Молотов разом потерял свой министерский пост и жену. В своих претензиях к нему Сталин на первый план стал настойчиво