зрением – и реактор на стене столовой.
– До вечера? – спросила она.
– До вечера еще надо дожить, – сказал Першилин без задней мысли. – За биточки передай поварихам спасибо.
– Обязательно, – грустновато улыбнулась Галка. – Передам. Большое русское мерси.
Костя не успел перекурить – автобус стоял «под парами», постреливая сизым выхлопным дымком. Подхватывая одинаковые брезентовые портфели, летчики занимали места, незлобиво толкались в дверях, а в окнах «пазика» горел уже первый луч рассвета. Солнце всходило над городком и аэродромом, все это Першилин видел тысячу раз, но и в тысячу первый сердце екнуло в груди радостно и тревожно, тревожно и радостно, как всегда бывало перед полетами.
По дороге на аэродром о ночном происшествии в гарнизоне вспомнили не в первую очередь. Содержание подброшенного на КПП письма было известно лишь командиру да переводчику, но догадаться нетрудно: очередная петиция какого-нибудь Движения за сохранность пыльцы на крыльях бабочек или экологического общества бойскаутов-евангелистов. Першилин вспомнил вчерашних подростков и девушку по имени Ева. Что он знает о них? По какому праву может осуждать вполне объяснимое желание – не просыпаться до зари от гула вертолетов?
– Вообще все это не смешно, – оживленно говорил Женя Мельников. – Общеевропейский дом, общеевропейский дом… Что мы скажем, когда выставят из него под зад коленом? А, командир?
Костя глядел в окно. Автобус катился мимо стоянки вертолетов. Чехлы сползали с лопастей винтов как чулки. И Першилин неожиданно ответил любимой присказкой Галки:
– Что? Большое русское мерси.
6. Последнее предупреждение
Серый клин шестиполосной автострады упирался в краешек солнца и как бы выталкивал светило из-за горизонта. Мол, пошевеливайся, лежебока, довольно дрыхнуть, пора трудиться. Ржанков припомнил реплику журнала «Штерн» по адресу «оссис» – бывших восточных немцев: «Начинайте наконец работать, ленивые скоты!» – и отчего-то не порадовался рассвету. Восходящее над Европой солнце представилось Геннадию Николаевичу в образе всесильной германской марки.
Грядет «четвертый рейх»? Да нет, американцы не позволят. Они сами будут рулить оккупированной Германией.
Ржанков опустил солнцезащитный щиток перед лобовым стеклом: яркий свет резал глаза после бессонной ночи. В дороге он постановил себе вздремнуть, зная, что впереди долгий и трудный день. Вначале мешал тугой ветер, шумевший у локтя, – Бокай выделил Геннадию Николаевичу свой уазик, у которого была снята верхняя половина дверцы. Потом отвлек занимавшийся рассвет. А теперь покемарить уже не было времени. Нырнув под виадук, уазик покинул автостраду, где между «мерседесов» и «тойот» выглядел бедным родственником, и въехал на скромную рабочую дорогу. Здесь, среди пластмассовых «трабантов» – мыльниц, карманных «фиатов» и грузовиков с помятыми молочными бидонами в кузове – уазик смотрелся своим парнем. Да и был им.
Был