за голову, и вновь рухнул на лед, Ульяне едва давалось держать его под локоть – хрупкая девушка, дабы оживить брата, потеряла все силы. Было ясно, что оба не смогут идти без чьей-либо помощи. Тотчас кто-то распорядился подогнать сани, мадемуазель Михайлова назвала адрес своего дома, и под звон бубенцов все пятеро отправились на Ковенский переулок.
Первый пункт плана был сработан блестяще.
Ульяне не пришлось прилагать много усилий, дабы оставаться в образе медиума. Ее сильно лихорадило, от усталости она побледнела и едва ворочала языком, отвечая на бесчисленные вопросы домочадцев семьи Михайловых. Она вещала, томно прикрыв веки и прижав кончики пальцев к вискам. К часу ужина вся семья была в сборе: отец семейства, надворный советник Семен Петрович, его супруга, Дарья Валерьяновна – высокая брюнетка с красивой сединой в волосах и романтической задумчивостью в лице, что говорило о ее натуре, склонной ко всякого рода мистике и прочим чудесам. Она смотрела на гостью во все глаза, слушала ее во все уши. Ульяна внутренне потирала руки, маман нашей принцессы полностью во власти инспираций мнимой ученицы Блаватской, основательницы сообщества теософов. Была здесь и вторая бабушка Кати, мать Семена Петровича, Авдотья Феоктистовна, прямо точь-в-точь, как гоголевская Коробочка, неповоротливая, в накрахмаленном чепце, но с первых минут к черноволосой французской экстрасенше воспылавшая дружеским чувством. Даже вполне современный и скептически воспитанный банкирских дел мастер Петр Евгеньевич Биреев поверил в способности девушки, когда та, устремив на него стеклянный взор и театрально простерши руки, принялась в деталях рассказывать, какие дела он имел со скопческой общиной и как торговал с Туркестанским краем да со всей Закаспийской областью. Спасибо делинским знакомым филерам. У банкира глаза на лоб полезли, он замахал руками, почти умоляя замолчать, захлебываясь изумленными междометиями и многозначительно скосив взгляд к почтенной Авдотье Феоктистовне, которая уже навострила уши.
– Видать, дом этот действует на вас мистически, – наконец нашелся Биреев, приглаживая дрожащими руками светлые волосы, – у него была раздражающая особенность постоянно проводить ладонью по набриллиантированным локонам ото лба к затылку.
– Да, – отозвалась Ульяна и, снова приподняв ладони, встала, прошлась по комнате, водя ими по воздуху загадочным манером, словно пыталась поймать невидимый сигнал от прежних обитателей особняка. Она всякий раз поднимала руки ладонями вверх, когда нужно было щегольнуть очередным провозвестием. – Когда-то здесь было много последователей общины духовных христиан, белых голубей. Я чувствую их прысутствие. Все они крычать: «Новый Иер-русалим». Я вижу огромный зал сквозь стены, обивку и мебель, много людей, которые стекались сюда со всей России.
– Поразительно! – выдохнул господин начальник Полицейского Архива. – Чего греха таить. Принадлежал с полвека назад этот дом некому Кондратию Селиванову, идейному вдохновителю скопцов. И зала здесь была когда-то большая,