еще никогда не получал приглашения на годовщину коронации. И также никогда не получал приглашения от человека, который носит титул короля, барона или князя. Я не понимал, хорошо это или плохо, однако отбросил подобные мысли, так как выбора у меня все равно не было. В нашей большой семье еще никого не приглашали в университет или к королю.
Спустя несколько недель мы прилетели в Рабат. Марокканцы, мужчины и женщины со всего света, большинство в темных и слишком просторных костюмах, кое-кто в чересчур пестрых платьях. Нас направили в большой зал для инструктажа по вопросам безопасности. Я сгорал от любопытства, остальные, должно быть, тоже. Куда нас повезут завтра – в Марракеш, Фес или Касабланку? Об этом шел горячий спор, одни делали вид, будто точно знают, другие фантазировали, третьи молчали, загадочно усмехаясь. Мне вспомнился финальный этап музыкального конкурса «Евровидение». Кто победит: Дания? Германия? Франция? Украина?
Я прислушался, но понимал далеко не все, так как сотрудники службы безопасности говорили в высшей степени официально, и вдобавок на арабском, но не на марокканском варианте арабского. А я понимаю только марокканский вариант, родной язык моих родителей. Другому арабскому я никогда не учился.
Я попытался, как секретный агент, расшифровать код, состоящий из незнакомых слов, но вдруг услышал знакомое слово, и опять, и опять, я знал это слово и слышал его тысячу раз: «Танджа». В зале зашумели. «Танжер?» – спросил я приветливого бородача, сидевшего рядом со мной, этот человек создал в Осло одну из крупнейших строительных фирм Норвегии. «Да, Танжер», – ответил он по-французски с совершенно необычным, скандинаво-арабским акцентом. Я обрадовался, как будто сорвал джекпот или выиграл главный приз в новогодней лотерее. Невероятно! Ведь и мои родители как раз находились в Танжере. Я столько лет не видел их обоих вместе – они разошлись двадцать лет назад. Официально они развод не оформили, однако давно жили врозь, наверное и тогда, когда еще не разъехались. Потом мама нашла квартиру в Берлине и поселилась поблизости от детей, а отец решил, когда все дети уже выросли, вернуться на родину. Мама осталась в Берлине, отец вернулся в Танжер. Берлин или Танжер, мать или отец – конфликт, далеко не такой простой для нас, детей, конфликт двух городов, которые любишь, и двух родителей, которых любишь: для ребенка ненавистна сама необходимость выбирать одну из сторон такого конфликта.
И вот теперь я ехал в Танжер, совершенно неожиданно получив возможность увидеться там с моими родителями; встреча с ними приобрела в моих глазах по-настоящему символическое значение. В тот вечер я быстро заснул, устав от напряжения и радости дня, но покоя не обрел. Мои сны были четкими, я радовался им и надеялся, что не забуду их никогда.
На другой день – это был вторник, среда или четверг, мы рано выехали из Рабата в Танжер. Комфортабельный автобус сопровождали полицейские машины, яркие, с громкими сиренами, они ехали впереди и позади автобуса. Мы ехали навстречу разгорающемуся