нас в Братскую учебку, рота ЗАС. Слышу, на плацу мощно поёт батальон:
Что такое учебка,
ты поймёшь погодя,
В этом солнечном Братске
ждём всё время дождя.
Пересуды без толку,
Топчем цемент и грунт.
А сержанты, как волки,
«Выше ногу!» – орут.
Пролетело полгода,
Раскупили купцы,
А комбат на прощанье
Нам сказал «Молодцы!
– Витька наш написал, – гордо сказал он. – В Южное Гоби оттуда ушёл. Китайский ядерный полигон слушать. ЗАС. А песня осталась.
Витька – это я. Полтора года проследив за запусками баллистических ракет китайцев из Шуанчензе до полигона Лобнор, прожжённый солнцем Южной Гоби, я вернулся домой 6 июня 1975 года.
Воображение всегда меня подводило. Тогда мне казалось, что я старый-старый человек, безнадёжно отставший от сверстников.
Иван Грозный и инженер-полковник Тренчик
На мне была новенькая форма и все прибамбасы дембеля-1975. До блеска начищенные ботинки, лихо заломленная фуражка, сержантские погоны, внутри которых какие-то пластины. На груди – бант значков от специалиста первого класса до «Отличника Советской армии». Блестит всё – лакированный козырёк фуражки, пуговицы, значки, ботинки, сам дембель и все его тридцать два зуба, один из которых отливает золотом. Шик и блеск! Брюки-хаки, конечно, веером – модный клеш.
Но выделиться не получилось: в коридорах института таких, как я, на каждом шагу и за каждой колонной. С некоторой долей недоумения, смешанной с опаской, на нас смотрят гражданские, шушукающиеся у окон, видно, что они года на три-четыре младше нас. Девчата, пробегающие стайками, обдают волнами кружащих голову запахов. Хихикают в сторону и демонстративно не замечают нас. До них ли, до всех этих суетящихся, когда решается судьба! Документы сданы, даты экзаменов известны.
Времени в обрез, даже рассматривать с набережной китайский город Хайхэ некогда. К тому же Амур рябит сплошной серебряной чешуёй.
В общежитии я скидываю форму и, собираясь отдохнуть на кровати, в сотый раз открываю учебник истории. И опять на странице, где смотрит на меня бессмертный мальчик из пещеры Тешик-Таш, реконструированный М. Герасимовым. Так и говорит глазами ехидно: «Не сдашь. Заупрямишься и не сдашь!»
Захлопнув мальчика, листаю дальше. Иван Васильевич, который Грозный. Опять реконструкции Герасимова. В этом месте вегда проваливаюсь в сон. Откуда-то издалека появляется инженер-полковник Тренчик похожий на Ивана Грозного и грозит мне пальцем: «Смотри у меня! О русском языке говорить не буду, немецкий ты немного знаешь, на историю налегай. На историю!»
Иван Васильевич Тренчик, когда прилетал к нам на точку в Южное Гоби на дежурство, всегда говорил мне, что поэзия никого ещё не прокормила, но если так милы гуманитарные науки, то лучше, конечно, стать историком. «Филология – дело женское. Мужиков там мало!» – назидательно изрекал сухощавый инженер-полковник