отвори мне дверь, я устал и проголодался!
А козья шкура, что висела в сенях, сказала:
– Не буди соседей. Толкни дверь и входи. Обед на столе. Бери и ешь.
Крестьянин рассердился. Он толкнул дверь, вошел и увидел, что жена спит на своей подстилке.
– Я устал и проголодался! – закричал крестьянин. А ты хочешь, чтобы я обедал один. Я весь день гну спину в поле, а тебе лень даже меня покормить!
В гневе он схватил палку и хотел ударить жену.
– Стой! – сказала ему шкура. – Только пьяный бьет жену!
– Это ещё что? – Крестьянин так и застыл от изумления с палкой в руке.
– Тише! Ты своим криком и мертвого подымешь, – сказала шкура.
– Вот тебе и на! Шкура разговаривает! – изумился бедняк. – Ну нет, в своем доме я этого не потерплю. Что скажут соседи?
С этими словами он снял шкуру со стропил, бросил её в очаг и сжег.
На другой день, когда крестьянина и его жены не было дома, к ним забрались воры. Они нагрузились вещами и уже хотели уйти, как вдруг зола в очаге заговорила:
– Намажьте золой губы, и вас никто не узнает.
– Неплохо придумано, – согласились воры, и каждый из них подумал, что это сказал его товарищ.
Они наклонились к очагу, намазали лица золой и пошли к двери. Но только вышли они на улицу, зола у них на губах стала кричать:
– Держите воров! Держите воров!
Крестьяне услышали крик, выскочили на улицу и схватили воров.
Вот уж правду говорят: рот не закроешь…
В селе Верхние Оличи, что на реке Сёстрице, жил Никита по прозвищу Кит. Сам он был из городских, но вот уж лет десять, как ушёл из семьи, поселился в деревне, завёл огород и держал небольшое стадо коз. Были у него и помощники, тоже городские – двое молодожёнов – Игоряшка с Оксанкой. Квартиру свою они сдавали, а деньги копили на покупку дома в деревне. А пока что жили у Никиты, Оксанка стряпала да в огороде Киту помогала, а Игоряшка с козами управлялся. Кит своими помощниками был весьма доволен, ведь в качестве платы они просили только крышу над головой да харчи за общим столом.
Вот однажды пригнал Игоряшка козье стадо к месту выпаса, а сам под кустом улёгся: день был сильно жаркий. Пока он спал, одна из коз забралась на свекольное поле и стала пожирать ботву с грядок. Игоряшка проснулся и бросился выручать совхозное добро, не ровён час, увидит кто из деревенских. Он кричал на козу, махал руками и ругался, как заправский пастух.
А коза – ни с места и, глядя на Игоряшку квадратными своими зрачками, продолжала жевать сладкую ботву.
– Пошла, мать твою так да разэдак, свинья рогатая! – не унимался Игоряшка.
– Ну что, материшься, как пацан деревенский! – сказала вдруг коза. – Взял бы дубину да огрел меня как следует, глядишь, и вышел бы толк.
– И то верно, – сказал Игоряшка.
Ухватил он свою пастушью палку и ну лупить наглое животное. Он охаживал её то с одного боку, то с другого, до тех пор, пока коза не покинула свекольные гряды.
А вечером, когда Никита доил своих коз, и