премию, и я все себе купил. Все, что украл Серега. Даже новую в футляре бритву «Агидель». С плавающими ножами и стригущим блоком. Оставались деньги на самолет и такси по городу – неслыханная ранее для меня роскошь! Надо было проститься с коллегами. Любовь Павловна уехала в трест. С Зоей мы попрощались вчера в обеденный перерыв, распив с кондитерами бутылку коньяка, снятого с производства. «В торты добавите разведенную эссенцию», – деловито приказала шеф.
Клава очень сожалела о моем уходе; другие грузчики все время воровали продукты, молниеносно пряча их в брюки под черными халатами. «Удачи тебе, счастья!» – от сердца пожелала мне начальница, подавая на дорогу небольшой батон финской салями. Страшный дефицит в те годы жизни. Халат и перчатки я ей должен был отдать после обеда. Как и тележку для груза. Инвентарь хранился на складе. В три часа дня я аккуратно завез свой рабочий инструмент в большую длинную комнату. Клава была не одна. За столом сидел ее сожитель. Как настоящий блатной, он презирал работяг. Напуганная его присутствием, кладовщица молча выслушала мои слова благодарности. Я повернулся к выходу. И вдруг!
– Попрощался и вали отсюда, лох! – он сказал это спокойно, презрительно, даже не глядя на меня и в мою сторону.
Горячая волна, как кипяток, внезапно ударила в голову.
– Я убью тебя! – закричал я. – Я убью тебя, уголовная рожа!
Это была психопатия или… «исступление ума», как оценивали такое состояние человека дореволюционные юристы.
На стене висел большой красный противопожарный щит с топорами, ведрами и длинным багром. Я не помню, как топор оказался в моей руке и над головой «братка». Быстро, по-звериному, он прыгнул в сторону. От удара лезвие топора наполовину вошло в толстую доску стола. Еще через секунду в моих руках был большой багор, похожий на старинную секиру.
– Убью! – заревел я, бросаясь на побелевшего от страха мужчину.
Он кинулся убегать со склада, а лезвие багра, вместо его спины, насквозь пробило деревянную дверь, за которой он успел скрыться.
Из Москвы я уехал вечером, а осенью стал солдатом Советской армии. После окончания учебного подразделения меня перевели в штаб дивизии дежурить на узле связи. В роте я бывал редко, поэтому удивился, получив по телефону приказ явиться на собрание своего взвода днем в воскресенье. Заместитель командира взвода Антонов сказал, что в нашем маленьком боевом подразделении завелся вор. Мы жили в старых кайзеровских казармах на тридцать человек, и чужие в комнату не заходили. Армия была срочной, зарплату никто не получал. Обворовать такого солдата – все равно что обворовать нищего. Однако у Федотова пропали часы, а у Фомичева зажигалка. Кто-то ночью украл десять марок ГДР у Семенова из гимнастерки. Больше всех расстроился Воронов отсутствием целой коллекции переводных картинок с изображением молодых красивых немок, которую он собирал для подарка односельчанам в далекой Сибири. Старший сержант осмотрел всех сидящих в казарме солдат. Был вызван даже дневальный.
– Все