вымысел с правдой часто уживаются, потому сказки, нет-нет, да случаются. Что быль, что небылица – вам решать. Моё дело сказку рассказать.
Жили в одной деревеньке муж с женой. Были у них два сына и дочь. Бог бы дал, ещё детишек вырастить не прочь, да кому в бедноте им помочь.
Тяжко жили, всё о долюшке тужили: избушка ветхая, земли мало, скотины никакой и барин жадный и злой. Перебивались с каши на репу, бегали рыбку ловить на реку, ходили за ягодами и грибами в лесок, собирали помаленьку в туесок.
Так случается: старшие сыновья уродились с ленцой, работы не любили никакой, а на девиц уж посматривали разок-другой.
Доченьке, Серафиме-голубоглазке, пригожую такую поискать только в сказке, по весне минуло всего десять годков, а помощница родителям выросла во всём – будь здоров!
Без достатка люди жили в том краю, а братья злились на бедность свою. Шушукались меж собой, да, ветер их подслушал озорной.
Вот и решили отец и мать: пора сыновей в люди выпускать, поскорей сватов к невестам засылать. Пришло их время узнать хлебушку цену, в неурожай найти ему замену. Как и что в этой жизни достаётся и откуда берётся.
Надо сыновьям по рубахе справить и Серафиму без гостинца не оставить.
Наловили парни рыбы в реке, мать с дочкой ягод принесли в туеске.
Пошли родители в богатое село на базар, продавать свой нехитрый товар. Пошли, да и сгинули. Дорогу через лес люди давно протоптали, видно, волков, несчастные, повстречали.
Серафима по матушке с отцом сильно убивалась, почуяло сердечко, что сиротинкой осталась.
Братья покряхтели, бороды почесали, вроде хозяевами стали.
Не о чем долго гадать, надумали избу продать. Поскорее жениться, да к жёнам и их домам прибиться. На тяжкой работе не ломаться, больше на печке валяться.
Худо-бедно, продали родительский дом, деньги поделили потом.
Уж, как делили! За каждую тряпицу, плошку-ложку друг дружку за чубы тащили, ни грошика не уступили.
Всего-то досталось Серафиме в наследство: латаный платок матушкин, да половник деревянный батюшкин.
Ни одна из жён братьев в свою избу девчоночку не пустила. Эх, тяжела доля сиротины, бедова да уныла.
Поклонилась Серафима теперь чужой избе, пошла, куда глаза глядят, навстречу своей судьбе. Куда укажут сиротские слёзы, где и летом голод, а зимой некому согреть в морозы.
Привела её к лесу дорога. Страх в лес одной идти, на сердце тревога. Кто про сироту вспомнит, коли пропадёт она? Задерут волки, скажут: знать, судьба.
Пока судьба была в раздумье иль в пути, надо девоньке хоть какой еды найти. Рядом куст орехами осыпной. Обрадовалась она: на вечер с едой.
Обернулась, а перед ней Медведь стоит страшный, большой!
Серафима про Медведей в сказках от матушки слыхала, охнула и без чувств упала.
Открыла глаза, едва разобрала: лежит на листьях сухих, кругом темнота. Ни лавки, ни печи, стены, низкий потолок, теснота. Полоска света у порога. Не человечье жильё. Одним словом – берлога.
Встала, помолилась,