для меня соперником в новой области. Ночью
мне показалось, что он меня обвивает, и от этого я про-
снулся. Питона поблизости не оказалось, но вокруг бро-
дили дикие лани, которые меня не видели и ходили совсем
близко.
В их позах, движениях, звуках чувствовалась неуверен-
ность: лани не понимали, что шло им на пользу, а что во
вред. Такое поведение было бы естественным для детей,
которым можно дать камень, а потом золотой слиток, и
они не отличили бы, что из двух ценнее. У хрупких живот-
ных была та же степень понимания. Они подходили к де-
ревьям, чтобы пожевать кору, а затем шли нюхать питонов
и больших ящериц. От хищных пресмыкающихся не при-
ходилось ждать ласки, и лани начинали высоко подпры-
79
гивать и удирать, но – увы-увы – такой урок не шел на
пользу, и совсем скоро они повторяли свою оплошность.
В зоне, именуемой «I», царило неуютное чувство,
словно здесь на страже была некая господствующая сила,
не позволявшая чувствовать себя свободным, принимать
решения без оглядки: а не будет ли за это хуже. Пейзаж
и обитателей нельзя было назвать самостоятельными, за-
вершенными элементами природы; будто неудачливый
прохожий, оказавшись в сырую непогоду на улице, наблю-
дает зыбкий туман, размытые очертания улиц и деревьев,
и такая картина оставляет ощущение чуждое, неприят-
ное, когда и подумать-то о чем-то здоровом и полезном
становится трудно. И так до тех пор, пока не доберешься
до теплого дома и не увидишь свет. Казус неуверенности,
этого сырого, туманного настроения, таков, что, когда
жизнь призывает идти вперед, совершать следующий шаг,
человеку на пути попадается зона «I» и становится его
советчиком. Она шепчет на ухо: а ты сможешь, ведь ты
мал и слаб? Питон неуверенности внушает путнику, что-
бы тот всегда соизмерял, кто он такой и каковы могучие
силы жизни. Эту игру размеров и величин, где путник
оказывается щепкой, жертвой обстоятельств, существом,
не способным брать ответственность за свою жизнь, этот
контраст низшего и всесильного, питон неуверенности
создает, чтобы держать в своей власти любого встречного
на своем пути.
Большие глаза ланей будто говорили, что сами живот-
ные неповинны в том, что они трусливы, в том, что их го-
няют и поедают крокодилы да змеи. Взгляд этих хрупких
животных хотел меня убедить, что лани такими рождены
80
и не вольны менять судьбу, это за пределами их сил, и они
не смеют перечить местному укладу. По сути, лани при-
знавались в своей глупости, покорности и отсутствии же-
лания что-то менять. В юных особях мужского пола я еще
мог разглядеть стремление покорить барьер неуверенно-
сти,