губы! – утверждала сестра девушки Полина при виде сочно алого контура ее приветливой улыбки.
– Сегодня по телевизору я услышала, что если в молодости женщина не красивая, то она становится красивой во второй половине жизни, – занудно-учительским тоном делилась Полина с младшей сестрой в следующий раз, – так что не расстраивайся, милая! И на твоей улице будет праздник… когда-нибудь потом.
В действительности приемлемая худоба, пшеничные волосы, ровный выбеленный тон кожи, мягко заостренные черты лица и светло-голубые зрачки, окаймленные темно-синей нитью в округлых глазах с короткими, но густыми насыщенно-коричневыми ресницами, при правильном оформлении в предметы элегантного женственного стиля могли бы сделать Юлию похожей на аристократку или звезду балета с выдающимися внешними данными. Но сложившаяся убежденность в своей невзрачности в конечном счете заставила девушку спрятаться за бесформенной одеждой, неизменно стянутой в скромный пучок прической и отсутствием макияжа.
Предательский румянец, проступавший при первом же слове, обращенным к ней Тимой или Владом, обнажал внутреннюю натуру Юлии, раскрывая все ее потаенные надежды и чаяния и давая повод молодым людям потешаться над девушкой. Такая потеха произрастала не из чувства злобы или желания откровенно унизить. Она была всего лишь попыткой скрасить свободные минуты скучающих юношей, заслуженно считавшихся привлекательными, но не в той степени, в какой представлялись в воображении своей мечтательной коллеги.
Оба молодых человека имели рост выше среднего, атлетическое телосложение и миловидные, почти женственные черты лица. Влад был коренастее и ниже, с темно-русой копной прямых волос и зачесанной наверх челкой, в отличие от белокурого Тимы с его вьющимися прядями, небрежно ниспадающими на высокий лоб.
Не придавая сколько-нибудь важное значение беседам с Юлией, юноши таким незатейливым образом попросту убивали время, дожидаясь конца своей смены. Раздутые не по возрасту цинизм и прагматичность не давали им в полной мере оценить широту и красоту девушки, которая, несмотря на исполнение функций предмета для насмешек, была намного проницательней, чем казалась окружающим.
Юлия не питала пустых иллюзий на свой счет и осознанно соглашалась на отведенную ей неприглядную роль. Тем не менее, она любила те недолгие мгновения, когда остальной мир исчезал, и перед ней оставались только две смазливые мордашки юных официантов, мгновения, когда внутри непритязательной натуры зарождалась надежда, что пренебрежение молодых людей – это всего лишь напускная маска, за которой где-то в глубине запутанных душевных коридоров, в самых непроходимых их частях, прячется, пусть ничтожно маленькая, но все же симпатия.
Сейчас эта троица, искренне поверившая, что не имеет возможности исполнять свои прямые обязанности, в очередной раз впала: кто – в игру лживых заискиваний, кто – в чувство обреченных на провал надежд. Еще не догадываясь, какую злую шутку сыграет с ними