Но в целом сохранилась и продолжала действовать.
Муртаза был в некотором недоумении. Сидящая перед ним немолодая женщина-доктор как бы открывала ему душу, которая болела от незаживающей раны. Но к чему это? Сейчас он хочет слышать только об одной из узниц!
Доктор понимала его состояние.
– Да, я из племени напуганных, – продолжила она. – А вот твоя мама была не из таких. Она держала голову высоко. И видна была издалека. Как цветок тюльпана в засохшей от жары степи. Такой осталась она в моей памяти. И её любовь, как романтическая история. Поэтому я и подумала, что твоя фамилия Канчуров.
– Я не понимаю вас! – сказал Муртаза. – Почему вы не говорите прямо? Ведь с тех пор прошло уже тридцать лет! И даже многие государственные тайны открыты!
Эльза Бруновна горько усмехнулась и бросила на него взгляд, как бы умиляясь его наивности.
– Тайны бывают разные. В те годы даже ураган считался гостайной, о нём не разрешалось писать в газетах и говорить по радио. Теперь можно. Но ведь есть секреты такие, о которых мы так никогда и не узнаем. Вполне возможно, что это был именно такой случай. Связанный с важной и опасной тайной… Но я должна рассказать о том, чему сама была свидетельницей. Иначе душа моя не успокоится…
Она выпрямилась и глубоко вздохнула.
– Это началось как-то необычно. Странно даже. Однажды к нам в больницу СИЗО привели девушку для обследования, что мы и сделали. И составили заключение, что она была здорова. Девственница. Только вот бледная немного. Но это объяснялось тем, что она плохо переносила заточение. На следующий день главный врач больницы пригласил меня к себе. Вместе с медсестрой, что было необычно. И дал нам ампулу. Велел сделать инъекцию обследованной накануне девушке.
– Здоровому человеку? Какой укол?
– Какой препарат, ты спрашиваешь?.. Ампула была без надписи. Абсолютно чистой. Никакой пометки на ней не было. Что за препарат в ней находился, я не знала, и после не узнала и уже, наверное, не узнаю никогда.
– Но как же вы, врач…
– Пойми, я тоже была там узницей! – В голосе женщины прозвучала неизбывная горечь. – Узник – ты понимаешь, что это значит?
Она отвела от него взгляд.
– Нет, не знаешь и не надо тебе этого знать… Пусть судьба проложит твои пути-дороги подальше от таких мест.
– И вы…
– Да, медсестра сделала укол. А мне было приказано записывать свои наблюдения на листочке.
– Но в «Деле» нет такого листочка!
– Остаётся догадываться, что она пришита в другую папку и совсем в другом месте… В каком? А я откуда знаю! Прошло минут десять, и состояние девушки резко ухудшилось. Неровный пульс, затруднённое дыхание. Этого я никак не ожидала…
– И что потом?
– Пойми, я спасла её! Сделала невозможное, сказали бы сведущие люди. Я предотвратила остановку сердца. Целых два часа мы с ней боролись со смертью. Состав препарата мне был неизвестен. В таких случаях лечение затруднено, иногда даже невозможно, потому что неизвестно, что привело к резкому ухудшению