никаких нет – пойди, отыщи среди тысяч норок и ямок одну! Ханидо закусил губу и мучительно, словно взрослый, припоминал.
– Там! – вдруг сказал он, показывая на землю в двадцати шагах от себя.
Он с такой же уверенностью мог бы ткнуть пальчиком и в противоположную сторону. Если бы он имел в виду обрыв или кучу мусора, родители Халерхи, конечно, сейчас же полетели туда. Но нет – он показывал на голое ровное место, и Чирэмэде лишь скривила губы.
– Ну, иди, – сказала она упавшим голосом мужу.
Ханидо побежал первым, и Хуларха безнадежно поплелся за ним. Мальчишка сразу же упал на землю, – там, наверно, была нора.
– Халерха-а! – пропел он. – Халерха!..
Но отец даже не наклонился: нора, в которую кричал Ханидо, была такой узкой, что туда могла бы пролезть лишь нога до щиколотки.
Подошла Чирэмэде. Она поглядела и отвернулась, поняв, что надеяться на ребенка нечего.
– Халерха! – уже сердито крикнул Ханидо. Он растерянно скосил черные глаза на отца пропавшей подружки и пожал плечами.
– Она сказала тебе, что будет жить в норке? А может, там, где озеро? – спросила Чирэмэде, удивившись упрямству мальчика.
– Нет – здесь, здесь она будет жить! – твердо сказал Ханидо, вставая; для убедительности он потопал ногой по самому краю норки. Глядя прямо в глаза Чирэмэде, он рассудил со вздохом: – Шубку мама Пайпэ отняла у нее, и ни одной мамы теперь у нее нет. А в норе тепло; там очень тепло – я знаю. И зимой будет тепло…
Он продолжал рассудительно и сочувственно глядеть в глаза матери Халерхи, не замечая, как все лицо ее наливается бледным бешенством.
– Кукул… – прошептала Чирэмэде, а потом захрипела: – Кукул… Кукул! Ты подсказал ей, ты!.. Все из – за него, из – за него! Дочке моей в земле будет тепло… В земле! Ты, Хуларха, слышишь, что говорит этот кукул? Из – за него все – и кровь, и болезни, и наши несчастья.
– Что причитаешь, что клянешь маленького? – одернул ее муж. – Не искали еще. Поищем – найдем.
– Ты… это… значит, сестра, зачем? Бога гневишь зачем? – вступился подошедший Нявал. – Бог послал его нам, а ты – кукул говоришь. – Он погладил сына по раскосмаченной голове. – Пойдем, Ханидо, в стойбище – людей позовем. Ты это нехорошо сделал – Халерху бросил.
Притихший, испуганный бранью, Ханидо исподлобья, как связанный зверек, поглядывал то на Чирэмэде, то на отца. И все – таки у него хватило духа сказать:
– Здесь Халерха – я знаю.
– Ладно, пойдем, – взял его за руку отец.
Оставив шамана Сайрэ наедине с помешанной, все стойбище от мала до велика потянулось к холму и к ближней едоме. И сразу же тундра, прибрежные обрывы и озерная гладь огласились протяжными криками.
Старик Сайрэ криков этих сначала не слышал, а может, слышал, да не обращал на них никакого внимания: девочка – не трубка, которую можно навсегда потерять в траве. Однако время шло, шло и шло, а люди не возвращались. И то удалявшиеся, то приближавшиеся голоса начали стегать его все больней и больней – пока он с ужасом не понял, что ему на плечи карабкается еще и вторая беда.
В углу