скола и в россыпи стеклянной крошки на линолеуме.
Егор вцепился в мою руку. Я чувствовал себя как космонавт, ступающий на белую лунную поверхность. Словно мы одни тут, на Луне, в кратере, и воздуха все меньше. Только вакуум кругом и громкий звук собственного дыхания в голове: шшшш, шшшш, шшшш. Вдох, выдох – почему так душно?
Я сделал несколько шагов по коридору и заглянул в зал, очень осторожно, словно боялся, что в меня могут выстрелить. Всюду бардак – одежда, брюки, носки, два открытых чемодана на полу.
«Нас ограбили», – то ли сказал, то ли подумал я.
Егор смотрел на все это из-под моей руки, словно надеялся, что я смогу защитить его в случае чего.
Потом я увидел телевизор. Он работал без звука, пульт на полу, на ковре. Показывали новости, съемки какого-то тонущего корабля, черные и радужные пятна на морской поверхности, чайки и тюлени, увязшие в черной жиже. И заголовок внизу «Разлив нефти в заливе». «Какой дурацкий заголовок, – помню, подумал я, – «разлив в заливе» – как же глупо это звучит». А потом еще подумал: если нас ограбили, тогда почему телик не взяли? Это не имеет смысла. Телик – самое ценное, что есть в этом доме. Еще синтезатор Егора. Но и он тоже на месте.
– Это вы? – Хриплый голос из кухни.
Мама смотрела на нас сквозь разбитое окно в кухонной двери. Глаза у нее были красные, и все лицо словно съехало на сторону, куда-то влево-вниз, она шмыгала носом, в руке – дымящаяся сигарета. «Ты же не любишь запах дыма», – опять то ли сказал, то ли подумал я.
– Что случилось?
Она еще раз шмыгнула носом, открыла дверь, и я увидел еще больше осколков на полу – разбитые тарелки. И что это – капли крови? Я внимательно оглядел маму, с ног до головы – на ней ни царапины. Тогда откуда кровь?
На стене не хватало несколько кафельных плиток.
– Петро, я хочу, чтобы вы сейчас собрали вещи. Мы едем к бабушке с дедушкой. Помоги брату, хорошо?
– Да, но, – я смотрел на пол, – что здесь было?
– Просто собери вещи. Потом поговорим, нам надо ехать.
– А где папа?
Она сжала губы, словно сдерживала крик или ругательство, и я, не дожидаясь ответа, потащил Егора прочь по коридору, в комнату. Так солдаты бегут с линии огня.
Нам ничего не объяснили. Мы ведь всего лишь дети. Мы собирали вещи, Егор спросил у меня, надо ли брать игрушки и конструктор, я сказал, что не знаю, и он заплакал. Я начал утешать его, боялся, что мама услышит рыдания и разозлится еще сильнее.
Потом мы ехали в такси. Мама в темных очках и в косынке, кожа бледная, полупрозрачная, зеленая сетка сосудов на шее и вздувшаяся вена на виске.
– А где папа? – спросил Егор.
Мама не ответила, он повторил вопрос.
– Перестань, – сказал я ему тихо.
Он посмотрел на меня с искренним недоумением, словно не мог поверить, что я сказал это.
– Что? Но я же просто спросил, где папа?
– Прошу тебя, золотце, не сейчас. Давай потом поговорим. Маме надо подумать немного. Хорошо? Приедем к бабушке с дедушкой, и там… –