лестницу наверх, на гульбище. Маркел подумал и сказал Костырину, что тот может идти обратно, а сам стал подниматься по той лестнице. Там, на гульбище, и вправду была дверь, Маркел толкнул её. Дверь со скрипом отворилась. Маркел вошёл в ту темноту, прошёл на ощупь несколько шагов, уткнулся в ещё одну дверь и постучал в неё. Потом начал стучать настойчивей. За дверью шумно завозились, после её чуть приоткрыли, и Маркел в полумраке увидел Черкаса. Тот был в одной длинной рубахе, заспанный, нечёсаный. Черкас, рассмотрев Маркела, сказал пока что постоять и закрыл дверь. Сразу раздался недовольный бабий крик, после ещё раз. Черкас, было слышно, прицыкнул на бабу. В ответ что-то грохнуло, и стало тихо.
Маркел ещё немного подождал, дверь снова отворилась. Черкас, уже расчёсанный, в портах и даже в сапогах, кивком пригласил входить. Маркел вошёл. Все окна в горнице были завешены, и оттого было темно. Дух стоял тяжёлый, задохнувшийся, табачный. И ещё вот что: везде было полно мелко исписанных листков – и на полу, и на столе, на сундуке и на лавках. А вот бабы нигде видно не было.
– Что это? – спросил Маркел, кивая на листки.
– Это наша правда, – строгим голосом сказал Черкас. – Когда всё напишу, тогда спрячу за образа, чтоб они там триста лет пролежали, ну а после пускай люди прочтут, подивятся.
– Чему? – спросил Маркел.
– Чему-чему! – сердито повторил Черкас. – Много чему! Это только у тебя одно на уме – шуба ермаковская. А вот, кстати, и она!
Черкас шагнул к сундуку, открыл его, листки с крышки разлетелись, Черкас потянул шубу за подол и вытащил. Шуба оказалась длинная и широченная, медвежья, мех наружу и мех внутрь, двойная.
– Вот каков был Ермак! – сказал Черкас, бросая шубу на стол. – Сам как медведь, здоровенный. А всё равно убили.
– Как убили? – тотчас же спросил Маркел.
Черкас, будто не расслышав, посмотрел на шубу и прибавил:
– Кому её теперь отдавать? Кто его родня, мы же не знаем, он про это никогда не говорил. Да и осталось от него кроме шубы ещё только три серебряных чарочки. – Черкас опять полез в сундук. – Вот эти.
И поставил чарочки на стол. Чарочки были как чарочки. Черкас сказал:
– Они у него ещё с Волги. Мы из них там пили, когда именитые гости Строгановы позвали нас к себе оборонять их от сибирцев. Сибирцы на них каждый год ходили, грабили. И вот Строгановы и говорят: помогите нам, единоверцам вашим, от агарян отбиться, за благодарностью не постоим. И мы пошли к ним. И отбились бы. Но Ермак, он не такой был, чтобы отбиваться, а он чтобы первым бить! И говорит: давайте, казаки, сами пойдём в Сибирь и там их на корню побьём! Чтоб больше неповадно было! Ну и пошли, и побили. Взяли разного добра не меряно. Но как теперь идти обратно, думаем, ведь потеряем это всё! У нас же ни свинца уже почти что не осталось, ни пороха, и людей мы сильно положили, поистратили. Да и зима уже, все реки стали. Тогда Ермак и говорит: езжай, брат Черкас, на Русь обратно, тайно, ты же у нас самый вёрткий, заезжай в Москву, прямо к царю, и там обещай ему что хочешь, чтобы только он дал нам взамен пороху и