времени с тех пор, как он переживал обо мне, встретив в парке, а теперь…. в нём что-то резко изменилось.
Сэм прекрасно понимал чувства девушки, пытаясь внедрить себе ту мысль, что он по-прежнему хорошо знает своего друга. В какое-то время он тайком сомневается в этом, пытаясь всё же сохранить мой первозданный образ.
– Слушай, – он крепко обнял Вейн, как ребёнок, готовящийся ко сну, при том чем-то напуганный в ночной темноте, – я не думаю, что человек может начать новую жизнь без воспоминаний о тех людях, которые были рядом с ним. Энгис никогда не забудет твоей улыбки, ведь я знаю, он запомнил её на всю жизнь. Вейн, у тебя…. Превосходная улыбка!
По её бледному лицу разлился багровый румянец, она и не думала, что её кто-то сможет назвать превосходной, приняв такой, какая она есть. На тот момент она не знала, что является индивидуальностью, а ведь она очень боялась стать похожей на серую массу людей, настолько похожих друг на друга, что зачастую даже их имена звучат одинаково.
Глава 8.
Ночь укрыла академию непроглядной темнотой, точно таинственной вуалью. В кабинете ректора Вальмонта горел тусклый свет настольный лампы. Ректор, как всем казалось, редко спал по ночам, а многие и вовсе утверждали, что сон никогда не мог овладеть им. Вальмонт разглядывал своё отражение в зеркале, наблюдая за своим отражением, точно за каким-то преступником. В его окно что-то врезалось, издав приглушённый жалостливый писк. Поспешив заглянуть через массивные шторы, ректор усомнился в том, что вообще что-то слышал. В кабинете его стало слишком много замкнутого пространства, в котором он больше не захотел находиться ни минуты. Открыв окно, он вдохнул холодный ночной воздух, пропитанный запахом мокрой земли. Ступив на балкон, он тут же замер, услышав неприятный хруст под ногой. Это был голубь, всё ещё воркующий, но не способный подняться.
– Эх, бедное создание, – Вальмонт поднял его, приблизив к своим глазам, чтобы рассмотреть раны птицы. Его крыло было сильно повреждено, но не меньше чем само тельце, на которое он случайно наступил. Ректору было жаль это несчастное создание, хоть он и понимал, что без потерь в жизни не может быть гармонии.
В этот момент ректор ощущал тревогу и ответственность за это слабое, сломленное жизнью существо, поэтому-то он и решил принять голубя в стены академии, дав возможность излечить эти физические и душевные раны.
Глаза мои слепил приглушённый свет настенных свечей и огромной люстры посреди шикарного зала, заставленного декором классицизма. В помещении был приятный мне холодок, который успокаивал и убаюкивал меня. Камин, истощающий языки алого пламени, смотрел на меня, точно спрашивая, достаточно ли мне тепла, которое, по сути дела, было не так уж и важно для меня. Я уверен, что был в этом здании один, но скоро по шикарной резной лестнице раздались торопливые шаги, раскатом грома отзываясь в моём сердце. Я знал это место, я помнил эти шаги, но не мог понять, что мешает мне вспомнить жизнь в этих стенах…. Точно очень давно меня лишили всех дорогих воспоминаний. Шаг и ещё один шаг…. Сердце волнительно