иконы, на которой хитро улыбался красивый Бог, вдруг просочился маленький, оранжевый, полупрозрачный шарик, заискрил, и незаметно скользнул в Алькин кармашек.
Глава 3. Кукла Кира
Послевоенная Москва встретила Анну с Алькой мрачновато. Сначала Анне город показался хмурым и мёртвым, но вдруг она почувствовала, что её жизнь здесь начала возрождаться, а всё вокруг обновляется, дышит. Анна, выбравшись из деревни и немного окрепнув, очень изменилась. Мужчины обмирали от терпкой красоты чернявой казачки, и она быстро нашла себе пару. И в один из зимних холодных вечеров, когда в бараке на окраине, где жили Анна с Алькой, было особенно промозгло, к обшарпанному крыльцу подкатила блестящая машина. Московская шишка – Зам. Самого, схватив в одну руку Анин чемодан, а на другую, согнув её крепким кренделем, посадив Альку обернулся и крикнул в душную темноту комнаты:
– Анна. Не бери ничего. Там все для вас есть!
Алька сидела молча, крепко вцепившись в мощную бритую шею. У неё мерзли ноги в тоненьких баретках, в дырку на спущенном чулке неприятно задувало. Ей все время хотелось чихнуть, потому что от колючей шеи и толстого уха, покрытого пушистым войлоком, пахло чем-то острым и сладким.
Теперь Алька стала совсем другой. Вернее, с ней, с той, знакомой и привычной Алюсей что-то происходило непонятное. Утром, когда няня открывала плотные золотистые шторы и раздвигала кружевной тюль кто-то Альку выдергивал из тоненького стройного тельца, свернувшегося тугим клубочком на белоснежной постельке.. Выдергивал резко, не обращая внимания на нежелание и немой протест. Алька выскакивала из своего тела и быстро пряталась за светлый комодик с нарисованными ушастыми мишками.
– Ангелина!
Неприятный голос няни – тетки с массивным туловищем и маленькой змеиной головкой в белом кокошнике (ко-кё-шнек, так выговаривала это тетка, которую велено было звать – мисс Полина) прозвучал, как удар хлыста. Алька всегда пугалась этого «Ангелина», ей хотелось посмотреть по сторонам, но потом она вспоминала, что Ангелина – она и есть. Тогда она быстро и тоненько (как приличная девочка, а не какая-то там деревенская рвань), отвечала – «Да, мисс Полина». Каждый раз Алька боялась сказать вместо мисс – кисс. И все же несколько раз сказала.
– «Пссс, безродная», – шипела нянька почти беззвучно. Но Алька слышала и всегда думала, почему «безрогая» – это так плохо…
Ангелина чинно шла в ванную комнату, где надо было намылить руки пахучим розовым мылом, а потом смотреть, как вода, хлюпая, пропадает в дырке раковины. А потом требовалось долго драить зубы жесткой щеткой, на которой оставалась красноватая пена (у нее до сих пор болели десны). А потом до горячих щек растереть лицо грубым полотенцем (это было полезно для кожи будущих девушек).
А потом надо было есть густую и противную манную кашу с пенками и вишневым вареньем. Правда, Полина посыпала её еще и тертым печеньем, и за это Ангелина прощала каше её противность.
Во дворе, засыпанном