тоже были ничего себе, травянистого оттенка, но ресницы! Их не было совсем! Вернее, они были и даже длинные, но их не было видно из-за мерзкого и блеклого рыжего цвета.
К своим тринадцати Алька/Геля уже забыла про богатую и нарядную Ангелину. Отчим умер, и из особняка мать попёрли сразу. Хорошо, что дали крошечную комнатку в тесной коммуналке. Утонченная Анна сначала очень страдала, стирая белье в обшарпанной ванне и развешивая его на виду в общем коридоре. Стены везде были покрыты масляной краской мутного коричневого цвета, свет почти не проникал, а если и пробивался через рябое стекло плохо отмывающихся окон, то из света превращался в неверные, дрожащие полосы, почти не освещающие темные, душные недра. Анне казалось, что время остановилось, но жизнь шла, и всё было не так уж плохо, в этом аду можно было выжить, и даже неплохо жить.
Появились и знакомые, постепенно превратившиеся в друзей.
Раневские… Лидия и Вацлав. Интеллигентная семья, неизвестно как угодившая в «этот вертеп». Лидия, выпав из привычной среды, ожесточилась, приземлилась, окрепла что ли. Пожелтели кружевные оборки нарядных кофточек, стоптались носочки лакированных туфель и притухли лучики от шикарных брошек чешского стекла, но привычки! Привычки Лидия менять не собиралась. По-прежнему, Вацлав по утрам кушал тоненькой серебряной ложечкой яйцо всмятку, или гурьевскую кашку.
Алька, с ненавистью давившая по краям тарелки жесткие комья пшенки на воде, с интересом, искоса наблюдала, как Вацлав выламывает с поверхности рыже-масляной манки ломкие хрустики леденцово застывшего сахара. Он откладывал их на блюдечко с поджаренными тоненькими ломтиками белого хлеба. Алька тщательно отводила глаза, но они сами косили в сторону этого блюдечка, и ничего нельзя было с этими глазами поделать. Правда, блюдце никогда не исчезало вместе с остальной грязной посудой. Забывчивая Лидия была неисправима и никак не могла про него вспомнить… И только, к вечеру, быстро хватая его, чисто вымытое, стоявшее с краю, у раковины, рядом с чистыми сковородками и кастрюлями косила на Альку хитрыми, чуть подкрашенными глазами.
– Геленька! Позвольте угостить Вас кусочком пирожного. Я пекла его сама, по рецепту своей мамочки. Вам понравится, я уверена, а пожелаете, я вас обучу…
Пирожное было таким… Две тонюсенькие пластинки, хрустящие, нежные, полупрозрачные, сделанные из каких-то ароматных крошечных семечек, соединялись между собой субстанцией, сотканной ангелами из воздушности весенних облаков. А сверху – два лепестка…
Алька чувствовала, что слюна едкая и сладкая просто душит ее и она ничего не может с ней поделать. Глаз было не оторвать и она приостановилась.
– А… все просто, детка. Там кунжут и сливки. Немного хорошего яйца и розовая настойка. Попробуйте, не стесняйтесь…
Алька протянула дрожащую руку, но сзади хлопнула дверь, и кто-то резко отдернул девочку
– Лидия.