идет перестройка, к черту революции и изменения, мир не желает быть раскрытым, здесь выходит все иначе; нужно начать верить во все заново, ты делишь свою жизнь, ты бросаешь вызов существу, как факт, – безденежье, ребячество, сомнения, отчаяние, потерянность, может быть написать жизнеутверждающий роман о раковом больном? Кого при таких раскладах пощадит жизнь, если ты вызываешься играть с ней по своим правилам? С всемогущей и деспотичной плаксой. За работой я обретают спокойствие, словно маленькие рыбки так и норовят выплыть из моей головы. Великое мастерство – обрести умение писать. Процесс идет медленно, но верно, я даю время мыслям собраться в цепочку и только после этого они хотят выходить, ну же, покажитесь мне мои чада, создайте же маленькую жизнь, не нужно насиловать процесс, нужно подождать. Отстраненность от мира – когда необходимость обменять грош на кобылу отпадает, а одиночество необходимо, местами и любовь такова, плотская или же высокая, неприкасаемая, когда хватает простого чувства человека, во всяком случае, это уже жалкое и исковерканное понятие, которое пошло звучит из уст любого мудака. Либо вселенная на моей стороне, либо я живое доказательство того, что миру срать на ваши желания.
Хотелось выпить. Чувства голода не было, ел я редко, чтобы сэкономить, а жажда клевала печень. Чтобы не сдохнуть по житейской глупости, я решил найти работу, как раз в дом где я проживал, как-то приехал ушлый, длинный парень на разваливающейся машине. Выкидыш автопромышленности, нерушимое обещание Генри Форда. Он устанавливал дверь в одной из квартир, я проходил мимо с пакетом еды, выпивкой и со свежей литературной газетой, в которую намеревался отправить ранние проблески своего таланта, на их адрес я написал письмо с вопросом об условиях печати рассказов или стихов, но они мне так и не ответили, а газетой я подтерался, когда закончилась бумага, я хорошенько ее мял и растирал, чтобы она была мягче, нежнее. Для таких задниц требуется газетка подороже, но не глянец, он слишком блестящий, можно увидеть непристойности или порвать его пальцем в движении снизу-вверх. Вдруг передо мной открывается дверь и выходит этот юнец в комбинезоне, окропленный пылью и щепой.
– Не поможешь?
– Попробую.
Мы вошли, я поставил пакет и увидел этот снегопад на лесопилке – все в стриженных хлопьях, пыль не позволяет свету дотронуться до стены, все в золоте и приятном древесном запахе, как при разгрузке сруба, при распиле свежей сосны… Все же в разрушении есть долька прекрасного.
– Подержи.
Я взял раму, которую он собрал из всех необходимых деталей. Он замерил выпирающий кусок бетонной стены, который не поддавался его физическому воздействию и конструкции.
– Спасибо, убирай.
Он чесал затылок и смотрел на этот выпирающий губитель труда, взглянул на меня и был таков.
– Может попробуешь двинуть по вот этому куску? –