что об этом пишет родная сестра Машерова: «Дисциплина в отряде им. Щорса была… очень строгая, военная. Все беспрекословно выполняли распоряжения командира. Не было никаких выпивок, никакого мародерства, т.к. за это строго карали. Первые попытки в этом плане были так пресечены, что в последующем, в течение всех военных лет, ни у кого не возникало даже мысли нарушить требования командира»131.Получается, попытки выпивок и мародерства все же имели место, но были «так пресечены», что повторять печальный опыт больше никому не захотелось. Ключевые для понимания этой фразы сестры Машерова слова «так пресечены» и «строго карали». Но она не говорит прямо, в чем заключалась эта кара. Надо полагать, подробности были настолько шокирующими, что Ольга Мироновна решила обойтись общими формулировками, не вдаваясь в подробности.
Однако избирательных методов повествования сестры Машерова придерживаются не все авторы. Например, И. Судленков детализирует подробности установления Петром Машеровым «очень строгой» дисциплины. Вот характерная ситуация: «Один из партизан самовольно покинул отряд, напился и пытался связаться с полицией, распространяя об отряде различные слухи. Был пойман и расстрелян. За воровство продуктов и пьянство был расстрелян партизан А. Кудрявцев, такая же кара за мародерство постигла партизана Д. Кошемеченко»132.Фамилия первого из провинившихся партизан не называется. Возможно, если факты подтверждали его вину, в его случае решение было верным, поскольку излишняя болтливость грозила смертью многим другим.
О втором известно, что он воровал картофель из партизанских запасов, чтобы выгнать самогон. Насколько это «преступление» заслуживало смертной казни – судить не нам. Однако сейчас за такое не расстреливают. Впрочем, вступая в партизаны, каждый давал клятву неукоснительно выполнять приказы своих командиров и начальников, строго соблюдать воинскую дисциплину и беречь военную тайну. Заключительные слова клятвы и вовсе звучали зловеще, партизаны признавали полную власть своих командиров над собой: «А в случае, если же я по своей слабости, трусости или по злой воле нарушу свою клятву и предам интересы народа, пусть умру позорной смертью от рук своих товарищей». Слова этой клятвы, сказанной перед товарищами, скреплялись собственноручной подписью партизана133.А знаете, мой вдумчивый читатель, что здесь больше всего смущает? Как судьбы всех этих людей мог вершить двадцатичетырехлетний парень?! Достаточно ли у него было жизненного опыта? Ведь после расстрела ничего нельзя было исправить. Расстрелять человека – не сводку Совинформбюро с ошибками переписать. Расстрел – не отменить, человека – не воскресить.
Трудно сейчас судить, чем руководствовался молодой Машеров, вынося смертные приговоры. Возможно, беспокоился о судьбе товарищей, которые в силу обстоятельств становились заложниками