вспоминать, потому что столько всего после этого происходило.
[На деревообрабатывающем мне] понравилось. Я сам-то по сути дела такой: мне бы всему научиться. Я всегда пытался, старался всегда чего-то перехватить, чему-то научиться у стариков. Те же самые шкатулки, я их научился резать их в Архангельске, на лесоповале. Это всё по той же химии. Я не продеждался на химии, мне остаётся три месяца до конца и у меня происходит конфликт с узбеком. Тогда же и поляки, и узбеки были в России; и в тюрьмах, и везде они были.
Как раз у меня сын родился. Конфликт произошёл на почве [того, что] он избил старика, а я заступился. Конфликт не на улице, а в самом общежитии. Избил он его в умывальнике, а напротив умывальника – дверь хозяина, то есть директора этого заведения. Он дверь открывает, этот – весь в крови, на полу кровь. Ну и меня дальше-больше, одно за другим. Ну и мне добавляют срок и отправляют на поселение в Архангельской области. На вольное поселение, ещё на три года. Семья, жена не хотела, она на тот момент уехала к себе в Азию. Она сама жительница Средней Азии, жила там с родителями, с сыном. Я-то каждый день ждал. А поехал туда своим ходом, там дают адресат, всё, своим ходом приехал. Там остепенился, показали, где жить, то-сё. Жил, работал на повале, потом на МАЗе лес возил по зимнику.
Хорошие условия. Есть такой город Лешуконское, Архангельской области. Хозяин поселения, он при исполнении, он непосредственно был начальником всего Лешуконского района. То есть он отвечал за поставку леса, у меня с ним были хорошие отношения. И он меня, короче, перетянул. Я очень хорошо рисовал, и он меня к себе в трест перетянул Лешуконский со Щельи, с посёлка. Вот я у него работал, ну а потом освободился, уехал. Мы с ним очень долго общались после всего этого.
А с женой я развёлся, в Архангельске меня развели. Всё, мы разошлись, я освободился, а тут началась война в Азии. Дальше-больше, всех русских оттуда гнали, это при Ельцине. В итоге они приехали в Ярославль, потому что им деваться некуда было, они знали, что я освободился. [А жена была] хохлушка. Это с Ошской области, это Ош, Киргизия-Узбекистан граница, вот они уехали оттуда, приехали сюда. Сестра помогла им с жильём в Некрасовском, в Некрасовском они остановились и до сих пор живут. Тесть сам пчеловод. На тот момент, когда это всё было хорошо, у него было сто семнадцать ульев: это две пасеки в Узбекистане, в Киргизии. А потом всё рухнуло. Я его предупреждал, у меня очень хорошая интуиция.
Мы конфликтанули: он очень не хотел, чтобы я с женой жил. Не знаю, почему, несмотря на возраст ему не нравилось то, что я веду себя как личность. И когда они приехали в Некрасовское, я увидал тестя своего. Заехал к жене сестры, к Иринке, проведал, уехал обратно, смотрю: тесть едет. Глазам не поверил вообще, я и не знал, что они [вернулись]. И я прижимаю, он выходит, меня увидал, слёзы у него градом. Я говорю: да ладно, батя, не реви, чего там… Чего было – то прошло, чего уж.
Когда их выгнали оттуда, она до кучи зацепила ещё своего друга детства, тоже Миша. Потом тут замуж вышла, деток нарожала от него ещё. Да ну, так