на первый план в наших разговорах.
Речь зашла об оружии насильника. Возможно, я сама упомянула, что полицейские нашли мои очки и его нож практически в одном месте, возле вымощенной кирпичом дорожки.
– Ты хочешь сказать, в тоннеле при нем не было ножа? – спросил отец.
– Ну да, – подтвердила я.
– Не понял.
– Что здесь понимать, Бад? – вмешалась в разговор мама.
После двадцати лет супружества она, видимо, понимала, к чему он клонит. Может быть, с глазу на глаз ей уже приходилось защищать меня от его подозрений.
– Как же он умудрился тебя изнасиловать, если у него не было ножа?
Наши застольные беседы нередко перерастали в бурные споры независимо от важности предмета. Самые горячие дискуссии возникали из-за орфографии трудных слов и толкования значений. Нередко кто-нибудь из нас притаскивал в столовую неподъемный том Оксфордского словаря – хоть за праздничным обедом, хоть в присутствии гостей. Кстати, наш беспородный кобелек – помесь пуделя с дворняжкой – получил кличку Уэбстер, в честь более компактного лексикографического издания. Но в тот раз семейный спор обозначил границу между мужским и женским составами: с одной стороны женская команда – мама и сестра, с другой – отец.
У меня закралась мысль, что мы с отцом больше не сможем быть заодно, если его сейчас заклюют. Грудью встав на мою защиту, мама с сестрой кричали, чтобы он угомонился, но я сказала, обращаясь к ним обеим, что хочу сама во всем разобраться. По моему настоянию мы с папой пошли на второй этаж, чтобы поговорить без помех. Мать с сестрой были так на него злы, что даже покраснели. А папа стал похожим на ребенка, который возомнил, что знает правила, и сел играть со взрослыми, да струхнул, когда его щелкнули по носу.
Мы поднялись по лестнице в мамину спальню. Я усадила отца на кушетку и заняла место напротив, в рабочем кресле.
– Я не собираюсь с тобой ругаться, папа, – начала я. – Просто хочу уточнить, что тебе непонятно, и попробую дать ответ.
– Мне непонятно, почему ты не пыталась убежать, – сказал он.
– Я пыталась.
– Каким образом можно было совершить насилие, если ты сопротивлялась?
– По-твоему, я сама хотела, чтобы он меня изнасиловал?
– Но ведь в тот момент у него даже не оказалось ножа.
– Папа, – возразила я, – сам посуди. Это же физически невозможно: насиловать, избивать и одновременно сжимать в руке нож.
Он ненадолго впал в задумчивость, но вроде бы согласился.
– Схема почти во всех случаях одинакова, – продолжала я. – Даже если такое преступление совершается с применением оружия, в момент насилия никто не размахивает оружием у лица жертвы. Пойми, папа, силы были неравны. Он меня зверски избил. Неужели я сама этого хотела?
Оглядываясь назад, я вижу себя со стороны и не могу представить, откуда у меня взялось такое терпение. Отцовское недомыслие, признаюсь, меня поразило. Я была просто в шоке, но отчаянно стремилась найти понимание. Если даже родной отец,