в вырезе платья раскраснелась, тыльной стороной кисти она вытирала сухой лоб. Было по-осеннему свежо.
Наконец, стали подниматься. Францевич пошатнулся, потом еще раз, размах его крупного тела был заметен, особенно здесь в небольшой комнате. Он опустился на стул, переборол себя и вновь встал, собираясь уходить. Видно было, он здорово пьян. За окнами стояла густая темень, добираться было неблизко. Верный Городинский спешил на помощь. Ситуация была не частая, но знакомая, а для Городинского и вовсе ностальгическая, так что откликнулся он со всем пылом.
– Пойдем, Кока, пойдем. – Ворковал Городинский, увлекая друга в другую комнату. Тот вяло сопротивлялся, но Городинский умел быть настойчивым.
Все, между тем, встали, разминаясь перед чаем. Женщины понесли на кухню грязную посуду. Пустые бутылки убрали, а недопитые составили пока на сервант. Жена распылителя помогала в уборке, не забывая присматривать за мужем. Она, видно, не предполагала в нем должной умеренности. Но тот спокойно отправился на балкон, курить.
– Готово. – Городинский вернулся к гостям, аккуратно прикрыв за собой дверь. – Пусть поспит. Что тут у вас происходит?
Недавние эмигранты часто задают такие вопросы. Они неизменно поражают меня лицемерием. С таким видом прибывают в родное село новоиспеченные горожане. В черных брюках и белых нейлоновых рубахах – так, по крайней мере, я вообразил – они более всего хотят отрешиться от недавнего прошлого, отторгнуть собственное происхождение. Именно так мне до сих пор казалось. Но в искренности Городинского сомневаться не приходилось. Потому сейчас я путано и пьяно размышлял, может и впрямь есть столь глубокое различие между нашими мирами, что заставляет вот так, буквально с хода вытравить весь прошлый опыт, отбросить его, как старую кожу, чтобы потом натыкаться на нее с некоторым удивлением – чья? В конце концов, если глянуть на нас всех из глубины космоса, куда сейчас готова была устремиться душа покойного, мы явно ходим по земному шару в разные стороны головой.
Размышляя так, я вяло наблюдал, как распылитель появился на пороге балконной двери, небрежной походкой подобрался к серванту, плеснул в рюмку, сглотнул и тут же укрылся вновь на балконе. За дверью с отдыхающим Францевичем тоже шло какое-то движение. Я беседовал с вдовой под хор негромких голосов. Распылитель вновь появился в комнате и повторил маневр. Я поискал глазами жену. Она только что была и прошла на кухню. Оттуда гремела посуда. Тактика мужа прояснилась. Сквозь оконное стекло он следил за перемещениями жены и появлялся на заветной траектории к серванту точно в срок, без риска быть обнаруженным. Я пришел в восторг от своей догадки, тем более, распылитель еще раз подтвердил мою правоту. Приятно чувствовать (это я про себя) пьяным и правым одновременно, возникает некий восторг обладания истиной, сродни вдохновению.
Тут дверь в соседнюю комнату распахнулась, и на пороге объявился Францевич. Кроме аккуратных белых плавок он был абсолютно гол. Все как-то затихли. Народ собрался бывалый,