тем больший душевный трепет я испытывала.
Гостиная называлась малой не просто так. Из всей мебели тут только и помещался большой овальный стол с шестью стульями вокруг и два кресла, примыкающие к камину, который сейчас ярко пылал. Комнату заливало тепло и после продуваемых коридоров и лестниц оно приятно окутало тело.
Стол уже был накрыт к ужину, и вышколенный лакей застыл возле блюда с напитками, даже не повернув голову в нашу сторону.
Герцог стоял спиной к нам, глядя в окно. Он не мог не слышать, как мы вошли, но упорно делал вид, что не замечает этого. Я не знала, как вести себя дальше. Примерно то же испытывала и Серина, неуверенно топчась рядом со мной. Положение спас лакей, выдвинув сначала один стул и пригласив меня взглядом занять его, а потом проделав то же со стулом Серины. Во главе стола, места по правую и левую руки от которого мы заняли с девочкой, стул по-прежнему пустовал. Герцог продолжал делать вид, что находится в комнате один. Ну и я не смогла отказать себе в любопытстве, разглядывая его со спины. Конечно же, многое рассмотреть не получилось, но кое-какое мнение все же я составила.
На вид милорду можно было дать от тридцати до сорока лет. Высокий, статный, широкоплечий. Фрак на нем сидел как влитой. Волосы темные, но не черные. Скорее, темно-русые. Отросшие сильнее, чем того требовала мода, они мягкими кольцами спускались на шею…
– Вам нравится то, что вы видите, мисс Свейн, – прозвучал в гостиной низкий голос, заставивший меня вздрогнуть.
Не сразу сообразила, что говорил герцог. И далеко не сразу до меня дошло, что обращается он ко мне. Видя мою растерянность, Серина хихикнула, зажимая рот ладошкой. И на этот раз получилось у нее это очень по-детски, чему я даже обрадовалась.
А вот герцог повел себя странно. Смех дочери заставил его резко развернуться. Я невольно подметила, как девочка вся сжалась под его колким взглядом. На меня он по-прежнему не смотрел.
– Прошу прощенья, сэр, – пролепетала малышка, и я заметила, как дрожат ее ручки, которые она быстро спрятала под стол.
Понять не могла, что такого сделал ребенок, чтобы заслужить гнев отца. Наверное, потому и взглянула на герцога Хопса слишком сурово. Он уже не смотрел на дочь. Взгляд его очень светлых глаз был устремлен на меня. И в первый момент я растерялась, сразу же забыв об инциденте. Ни разу до этого мне не приходилось сталкиваться с таким явным противоречием. Глаза герцога были очень красивы, какой-то, я бы сказала, даже не мужской красотой. А еще безумно выразительными. Даже с такого расстояния я видела, как загибаются длинные пушистые ресницы, как красиво они очерчены… Но взгляд… он замораживал. Казалось, все эмоции, кроме холодного любопытства, покинули эти глаза. В какой-то момент мне даже почудилось, что они не настоящие, что я разглядываю восковую фигуру в музее, скульптор которой превзошел себя в мастерстве.
– Что же вы молчите, мисс Свейн? – вновь заговорил герцог.
– Простите, сэр? – не поняла я.
– Я спросил вас, что такого вы увидели в моей