«Это – писатель Джон Р. Р. Толкин, создатель хоббитов. Они были с Невилом друзья». «Кого-кого»? «Хоббитов», повторил Мартин, «ты что, не знаешь? Человеко-кроликов (homo-rabbits). Не читал»? «Нет, но зато много слышал. У нас сейчас мода на Толкина». «Жаль, что не на Чосера», заметил Мартин. «Но я думаю, с твоей помощью мы изменим это недоразумение». «Будем надеяться», подхватил я, хотя внутри себя никаких надежд не испытывал. Мы вышли из часовни и двинулись вглубь территории колледжа. Мартин обменялся парой фраз с дежурным преподавателем, и тот нас покинул, а мы пошли дальше по каменным плитам дорожек. Пройдя мимо ярко освещённых входов в студенческие общежития, мы оказались в саду. Здесь было темно и сыро. Мартин уверенно шёл впереди. В конце сада высился холм, на который мы взобрались по замшелым ступеням. Наверху, на одном уровне с крышей корпуса, была площадка со скамьями, на одну из которых мы уселись.
– Вот здесь я часто сиживал по вечерам, – сказал Мартин с грустью в голосе. – Здесь так тихо и покойно. В сумерках можно почувствовать дыхание времени.
Я не очень понял, что он имеет в виду, но расспрашивать не стал. Мы сидели в полной тишине. В золотистом свете фонарей площадь, окружённая темными старинными зданиями, казалась сценой из пьесы Шекспира. Тускло поблескивала брусчатка мостовой, огни фонарей отражались на рулях велосипедов, поставленных в ряд в тени стен, на ручках массивных дверей, стёклах высоких окон.
– Днем здесь такая суета, – заметил Мартин, – студенты спешат на лекции, туристы высыпают из автобусов, прихожане тянутся на полуденную мессу, торговые люди завозят товары. А сейчас, словно все вымерло. … И изо всех углов выползают призраки, тени умерших предков, – шутливо добавил он. А я сидел, заворожённый тишиной и покоем этого вечера, и пытался представить себе Мартина в студенческие годы: живого, крепкого, с пышной копной белокурых волос, стремительной походкой спешащего на встречу со своим учителем. Или сидящего в своей общежитейской комнатушке за столом, уставленным книгами, среди которых почетное место занимал Джеффри Чосер. … «Наверно у него с Когилом сложились неплохие отношения, если тот впоследствии передал ему свои права на перевод и драматизацию „Кентерберийских Рассказов“. Может быть, он даже был его любимцем».
– А у твоего учителя были дети?
– Да, конечно, дочка. Не знаю только, жива ли она теперь. Он родилась еще до войны, в 1928 году.
– Ты её знал?
– А как же. Даже сватался. Но она мне отказала.
– Почему?
– Сказала, что актеры – ненадёжные мужья… А знаешь, именно здесь мы с Когилом сочинили слова к гимну любви в нашем мюзикле, …конечно, сочинял, в основном, он, а я был скорее заинтересованным слушателем, чем участником процесса. Вот, послушай, – и он начал читать отрывок своим негромким, хрипловатым голосом:
How quick the devil is to rise
And lead us by the bridle;
And