челобитной с жалобой на боярина и воеводу С. А. Урусова 1656 г. дворяне и дети боярские обращали внимание на то, что боярин их бесчестит, называя «не слугами и не бойцами». Как бесчестье воспринимались, судя по содержанию челобитной, и наказание кнутом, плетьми, ослопьем и батогами, во всяком случае, без вины. Самого же боярина дворяне в свою очередь бесчестили тем, что утверждали, что Урусов не носил оружия, а ездил с одной тростью и боялся пушечной стрельбы.
Отсутствие на службе или побег с нее могли стать основанием для оскорбления и бесчестия того или иного лица. В этом случае название «беглец» воспринималось именно как личное бесчестие. В январе 1666 г. из Пскова по челобитью был отпущен ротмистр рейтарского строя Панкратий Тимофеев сын Перский для женитьбы на сестре новоторжца Ивана Федорова сына Тыртова. Отпуск ему был дан на месяц, по 22 февраля 1666 г. Однако Перский задержался в отпуске до апреля, в связи с чем на него подал донос новоторжец Федор Романов сын Языков, назвав его «беглецом». Между ними произошла драка, однако затем, после того, как Языков узнал причину отсутствия Перского на службе, они помирились и принесли мировую челобитную. Таким образом, побег со службы или отсутствие на службе воспринимались как личное бесчестие и могли служить предметом серьезного разбирательства не только со стороны государственных органов, но и частных лиц.
Как бесчестие воспринималось иногда сотенными головами и назначение на службу с тем или иным воеводой, которого они считали «хуже» себя. В мае 1635 г.. например, второй воевода полков, собиравшихся в Переяславле Рязанском, Дмитрий Остафьев, жаловался на сотенных голов рязанцев П. Н. Лихарева, Д. А. Таптыкова и А. Ф. Сатина, которые, получив сотенные списки из рук воеводы Д. П. Львова, отказались возглавить сотни, так как посчитали для себя зазорным служить под руководством Остафьева. Они «лаяли» его в съезжей избе, называя «хуже себя», хотя сами должны были служить не в его полку, а в полку Львова. Кроме того, упомянутые дворяне рязанцы собирались подать челобитную с жалобой на Остафьева и для этого обратились, как он писал, к родовитым людям, Чевкиным, Волконским, Кобяковым и другим, надеясь заручиться их поддержкой. В полку товарища первого воеводы кн. Д. П. Львова отказались служить в 1645 г. воротынцы Гаврила, Матвей и Павел Тургеневы и просили даже отпустить одного из них к Москве «побить челом», потому что «преже… мы, холопи твои, с большими воеводы бывали, с товарищами не бывали». Частыми были и отказы служить в том или ином полку или даже половине «города» вследствие «недружбы». Так, в 1645 г. выборный арзамасец Никита Емельянов сын Григоров, служивший ранее 19 лет в «житье» и написанный по Арзамасу по выбору всего год назад, просил написать его на службу в первую половину, поскольку в другой половине «арзамасцы дворяне есть мне недруги, с Семеном Исуповым сошлась у меня недружба, а за Григорьем, государь,