крутой парень. Я бы точно стал с собой встречаться (на самом деле – нет). Сложно сказать, но, судя по всему, она все-таки слегка улыбнулась, увидев эту клоунаду.
– Все еще радуешься тому, что спас мне жизнь? – спрашивает она.
Я делаю большой глоток и обжигаю не только язык, но и все горло до самого пищевода. Господи боже. Может, это знак, что мне пора сдаться? Я определенно не тот, кому суждено произвести впечатление на эту девушку.
– Мне нужно сожалеть об этом? – спрашиваю в свой черед.
– Я не сильно мила по отношению к тебе.
Она прямолинейна, поэтому я тоже решаю говорить прямо.
– Это правда. Но у меня нет машины времени, чтобы вернуться в прошлое и поступить иначе, – заявляю я серьезно.
– А ты бы так сделал? – интересуется она, слегка нахмурившись.
– Разумеется, нет, – поспешно отвечаю я. Она меня что, совсем уродом считает?
Извинившись, она удаляется в туалет. Чтобы не сидеть с бесцветным видом, когда она вернется, я вынимаю свой блокнот и приступаю к работе над стихотворением. Я все еще пишу, когда она возвращается.
– О нет, – со стоном произносит она, садясь.
– Что? – спрашиваю.
Она жестом показывает на блокнот:
– Только не говори, что ты поэт.
Ее глаза улыбаются, но я все равно быстро закрываю блокнот и убираю в карман пиджака. Может, не такая и хорошая была идея. Что я вообще себе придумал со всей этой чушью про «перевернутое» дежавю? Я просто пытаюсь отсрочить свое будущее. Как и желают того мои родители, я женюсь на прелестной американке корейского происхождения. В отличие от Чарльза, я ничего не имею против корейских девушек. Он говорит, это не его типаж, но я не совсем понимаю, что значит типаж. Мой типаж – девушки. Все. С чего мне ограничивать круг знакомств? Я стану чудесным врачом, буду хорош в постели и совершенно счастлив.
Но почему-то, глядя сейчас на Наташу, я начинаю думать, что моя жизнь может пойти не по плану. Пусть она нахамит мне, и тогда мы разойдемся по своим дорогам. Не представляю, как мои родители (особенно папа) примирятся с тем фактом, что я встречаюсь с чернокожей девушкой.
И все-таки я предпринимаю еще одну, последнюю попытку:
– А что бы сделала ты, если бы у тебя была машина времени?
Впервые за все то время, что мы сидим здесь, она не кажется раздраженной или скучающей. Наморщив лоб, Наташа подается вперед:
– А она сможет отправить меня в прошлое?
– Разумеется. Это же машина времени, – говорю я.
Она смотрит на меня так, чтобы я понял, как много о ней не знаю.
– Путешествие в прошлое – дело затруднительное.
– Допустим, мы нашли способ преодолеть все затруднения. Что бы ты сделала?
Она ставит свой кофе на столик, скрещивает руки на груди. У нее загораются глаза.
– И мы не принимаем во внимание парадокс дедушки?
– Нисколько, – говорю я, делая вид, что догадываюсь, о чем она говорит, но ей удается