ладно! – удивился я, рассмеявшись ей в ответ.
– А что вы здесь делаете?
– Я просто мимо проходил и увидел тебя, увидел как ты плачешь, я сразу узнал тебя и решил успокоить.
– Можно я вас обниму
– Ну… конечно.
Она вцепилась в меня своими объятиями, будто бы всё время только этого и ждала, мы знали друг друга всего ничего, а уже было такое чувство, будто я знаю её очень давно. Она была ангел – чистое небесное создание, как снег с неба, который ещё не успел упасть на грязную землю, или кристаллики воды на девственно зеленой росе. Это всё было в ней, только в ней.
– А можно я тебя попрошу об одном, называй меня на «ты», хорошо?
– Да конечно, как хотите, ой то есть… как хочешь.
Кажется, тогда я немного её взбодрил, от всех этих не детских проблем её родителей, значит, хотя бы тот день я прожил не зря.
Запись шестая. И немного воспоминаний
Мы ещё долго сидели там во дворе, она мне рассказывала о своих снах. О героях своих любимых мультфильмов, о том что мальчик в детском садике подарил ей ржавый гвоздик и ей было очень приятно и смешно от этого. Это был светлый ребенок – внезапный лучик солнца во мраке моей жизни. Ей было всего то пять, но она уже понимала и разговаривала со мной на равных. Она спросила есть ли у меня девочка, я сказал, что пока нету, она мило улыбнувшись сказала: – подожди, когда я вырасту, женись на мне.
Я даже никогда бы и не подумал, что смогу так сдружиться с ребенком.
Когда мы попрощались, я ещё долго смотрел ей вслед. На её легкое пуховое платьице, беленькую рубашку, белокурые волосы, которые так приятно извивались на ветру, точно при замедленной сьемке. Немного нелепые мальчишеские туфельки, что блестели на солнце как свежий асфальт в жаркую погоду. А жёлтые носочки были будто одуванчики, что росли прямо на черствой дороге, назло всем законам природы. В ней всё было так невинно и трепетно, будто она родилась лишь для того, чтобы радовать людей своей улыбкой. Тем самым показывая всем, что солнце ещё существует.
Когда мы всё таки попрощались с Кирой, я было уже хотел идти прямиком до дома, но потом резко передумал, так как, не хотел портить себе настроение своей мрачной комнатой. Тогда для меня моя квартира, была что-то вроде ямы, в которую я добровольно падал, и сам себя же, лопата за лопатой, закапывал.
Я ещё долго гулял по городу, ездил на трамвае от конечной до конечной, смотря в окно на падающий тополиный пух, маленькие деревянные домики стоящие уже здесь лет двести, куда-то спешащих и задыхающихся от жары людей, спасающиеся мороженым, всё было таким пластилиновым и ненастоящим. Мне это то нравилось, то в тоже время вызывало отвращение. Я заходил в подъезды домов, залазил на крыши, смотря свысока на этот город. В поиске воздуха я ловил себя на мысли, что задыхаюсь от самого поиска.
Придя домой уже ночью, мне стало плохо. Заболела голова. Я смотрел в замусоленное окно, и думал о чём то… мне было очень грустно. Весь