прям таки прёт нищетой и безысходностью, вот зажравшиеся голуби что лезут прямо под ноги. Ухожу чуть подальше, и вот они люди… и их бесконечно выпуклые глаза на выкат, в которых нет ничего, ничего же нет, кроме пустоты. Да ладно бы только в глазах. Плоть! Плоть! Это давно уже не люди, а лишь кашеобразные тошнотворные массы с остылыми внутренностями, и больше ничего.
Ну как спрашивается, здесь не стать таким как я? Невозможно… И вот ты жрешь это, хоть и тошно жрать.
В детстве я умел радоваться мелочам. Но наверное что-то во мне поменялось. И эта такая нужная мне черта, куда-то пропала. Куда… куда пропала эта слепота? Повзрослел видимо, да только не в ту сторону.
Врач попросила меня периодически разбавлять в мою историю воспоминаниями из детства, что-то хорошее ведь должно быть в моих записях. Пожалуй, так и поступлю.
И это наверное будет единственное хорошее воспоминание из моего детства. Больше, я к сожалению, ничего не помню. В последнее время, оно всё чаще заседает в моей голове, будто шипение хорошей музыки на допотопной пластинке. Я вспоминаю это, точно пересматриваю старый черно-белый фильм, с теплом и ностальгией. Актёры в нем такие добрые, и кажется, что для них и не существовало никогда другого мира. Только этот.
Мы всей семьей идем счастливыми по дороге домой, в руках у папы полные сумки с едой. Ух, какие же они были полные. Казалось весь магазин купили не иначе. Коробка сока острым углом немного продырявив сумку, манила меня своим ярко-оранжевым цветом, как будто зовя меня опустошить её содержимое. Там было всё, что я так любил, колбаса, сыр, какая-то зелень, сладости которые я в жизни даже никогда не пробовал.
Из домов наших соседей лают собаки на проходящих мимо стадо коров, в воздухе пахнет сеном, луговыми цветами, легкой и почему-то приятно-сладковатой мне пылью. Август раскалённый жарой просит пощады по вечерам, так пахло мое лето.
Я иду позади от папы и грызу ещё тёплую приятную на ощупь буханку хлеба, и мне кажется, что я в жизни ничего вкуснее не ел, это точно.
Моя младшая сестра идёт возле меня вприпрыжку, безумно чему-то радуясь, она как и я была просто счастлива.
– Ай, Ванно!? – крикнул папе местный шабашник арбузов, увидев нас подходящих к его лавке, которая стояла прямо возле его же дома.
– Ай, здравствуй Гена джан! Как продается?!
– Отменно! У меня всё отменно, потому что арбузы отменно! – сказал он, с заметным акцентом. Безумно радуясь, нашему появлению на горизонте.
– Ну я и не сомневался, ладно какой тут у тебя самый отменный, и желательно спелый?
– Ай, обижаешь, все отменно, слушааай!
– Ладно, давай какой-нибудь небольшой.
– Небольшой?! По что небольшой, Ваня? Это твои саррванцы слушай? – сказал дядя Гена, посмотрев на нас сестрой, не прекращая улыбаться и блестеть своим золотым зубом. (Ну вообще то его звали Габит,