и наполнила фигурную стеклянную вазочку.
– Как же, а дожди? Ты посмотри, сколько дождей нынче. Все травой заросло. Вон на поле на вашем полыни по пояс.
– Ну да, – Наташа убрала банку в холодильник.
– Ты если не хочешь, не ходи. Я сама управлюсь, посижу там, помолюсь, поговорю с ними, – глаза у бабки вмиг наполнились слезами. Она принялась утираться кончиком платка. – Мне и не тяжело. Да и полоть там немного.
– Да нет, бабуль. Пойдем вместе.
– Ты моя хорошая! – бабка схватила Наташину руку и поцеловала. – Храни тебя господь. Какая же я старая, Наташенька. Господи, господи, дай сил еще пожить, тебя на ноги поставить.
5
Не успела Леся зайти домой, как ее тут же отправили в магазин за продуктами. Вернулась она совсем разбитая. Тихо прокралась на кухню, а там мать стоит у окна и курит в форточку.
– Мам, – позвала Леся.
Та вздрогнула, смутилась и быстро выкинула сигарету на улицу, даже не затушив.
– А если там внизу кто-нибудь? – Леся сгрузила на стол сумку с продуктами.
– Ты мне что тут устроила? – накинулась на нее мать. – Я тебе коробку брать разрешала? Намусорила, лук весь рассыпала.
Леся села за стол, опустила голову на руки и разрыдалась в голос. Мать тут же подскочила к ней.
– Дочь, ты чего? Что случилось? Тебя кто-то обидел?
– Мама! – выдавила Леся, захлебываясь слезами и кинулась ей на руки. – Какие все злые, мама! – причитала она. – Почему меня никто не любит, ведь я стараюсь…
– Ну как же, доченька, я тебя люблю, – тараторила мать, поглаживая ее по плечам, целуя в щеки, в лоб. – Папа тебя больше жизни любит, он никого так не любит, как тебя.
– Мама, я так соскучилась.
– Я тоже, я тоже, родная, – мать вытерла щеки Леси. – Ты же знаешь, летом самые экспедиции. Хочешь, позвоним ему сейчас? Он рад будет.
– Давай, – Леся подошла к кухонной мойке и умылась.
– Мама, – позвала она, – не кури больше, пожалуйста. И папа не любит…
– Не буду, – пообещала мать.
6
Симкина сидела на той самой лавке в соседнем дворе и утаптывала каблуком сандалии пыль под ногами. Случайно завалявшаяся в кармане таблетка антигистаминного и ингалятор постепенно помогали. Глаза отпускало, слезы течь перестали и отечность, судя по ощущениям, спадала, хотя в носу все еще хлюпало. Ей бы домой, принять холодный душ и немного поспать, но там мать, которая обязательно догадается, что Вера опять шлялась по полю. А это грозит домашним арестом на неделю, а то и больше, и очередным походом в поликлинику к Палсимычу. Аллерголог, дай волю, посадил бы ее в стерильный пластиковый мешок и держал в изоляции, никогда не выпуская.
«Хотя какая теперь разница?» – размышляла Симкина.
На улице ей делать нечего. Не с малышней же в песочнице куличи стряпать. С Ирой и компанией покончено навсегда. Они и сами не захотят общаться. Ведь она, Симкина, – предатель. Уж Ира расстарается, расскажет во всех подробностях и про дневник, и про запись… Жальче всего