Владика об колено поломаю! – строго предупредил подругу Цент.
В этот момент низко склонившаяся над дорогой ветка ударила по лобовому стеклу. Цент взъярился:
– Если хоть одна царапина на машине появится, я твоему Владику оторву все, что плохо растет! Вот же баклан! Воздуха ему захотелось. Могли бы поехать в кабак, как люди, а не жечь бензин, чтобы птичек послушать.
– Да все хорошо, – как попугай, повторяла Анфиса.
– Не успокаивай меня! – взвился Цент. – Не надо! Не все хорошо. Все плохо. Я уже давно это почувствовал. Еще в том году, когда гаишник у меня взятку не взял. Гаишник взятку не взял – представляешь?
– Милый, ну не расстраивайся ты так, – утешала любимого Анфиса. – У них, наверное, проверка была. Потом же все время брали.
– Потом брали, – кивнул Цент. – Но почему тот не взял? Меня это так потрясло. Я три ночи спать не мог…. Блин, да куда этот баклан очковый едет? Где его дача? Сейчас въедем в какое-нибудь болото, застрянем, и произойдет трагедия.
– Какая? – заинтересовалась Анфиса.
– Насильственная смерть двух… и, возможно, более лиц, – обрадовал ее Цент. – Звони очкарику, спроси, далеко ли еще.
– Любимый, ты потерпи….
– Звони! – зверски рявкнул на нее Цент.
Подруга поняла, что спорить бесполезно, вытащила из сумочки мобильник, глянула на экран и тут же поделилась плохими новостями:
– Связи нет.
Цент даже не удивился. У него всегда было так: если везло, то во всем, если не везло, то по полной программе.
– Ненавижу Владика! – процедил он сквозь зубы в бессильной ярости.
Как выяснилось позднее, к дачному массиву имелась и вполне себе годная дорога, но Владик нарочно решил потащиться через дебри, дабы глотнуть чистого лесного воздуха. Цент для себя решил, что очкарик слишком много дышит, и с этим пора кончать. В голове его сам собой начал зреть дьявольский план ликвидации Маринкиного жениха. Этот план был жесток и беспощаден. Центу было мало просто убить Владика, он хотел заставить программиста обильно испить из бездонной чаши страданий. Чертов очкарик олицетворял собой новую эпоху, эпоху порядка, стабильности и безнадеги, которую Цент ненавидел всеми фибрами души и тела. Бывший рэкетир чувствовал, что только жертвоприношение может облегчить его душевные страдания. Поймать Владика, затащить в темный погреб, пытать зверскими пытками, наслаждаясь каждым его болезненным воплем и каждой мольбой о пощаде, а затем убить – разве это не прекрасно?
– Любимый, перестань злиться, – упрашивала Анфиса, после того как Цент узнал о другой дороге и выразил желание обагрить руки кровью.
– Не могу, – признался ей Цент. – Пытаюсь, но не могу. Слушай, а у очкарика на даче погреб есть? А паяльник?
Как выяснилось, Цент здесь уже бывал прежде, правда, давно, в прошлой жизни. Не сразу вспомнил, что немудрено, ведь на эти дачи они с корешем привезли жадного коммерсанта глубокой ночью. Настроились на долгую и трудную пытку, но стоило