Наша осень. Детские стихи и сказки. Издание группы авторов под редакцией С. Ходосевича
А что Амикан-батюшка? Он нацепил унты на задние лапы (передние, как вы знаете, нужны ему для сосания), завернулся в парку, натянул себе на лысеющую бошку шапку-ушанку, согрелся, и снова захрапел. И снилось Амикану, что у него заново отросли зубы и на него заинтересованно поглядывает моложавая и недавно овдовевшая медведица Сынгоик из соседней берлоги, на той стороне говорливого ручья Суриннакан.
«Посватаюсь по весне, однако!» – счастливо думал Амикан.
«Нет, больше я на охоту не пойду, ну ее! – ворочался без сна у себя в чуме на старой оленьей шкуре некогда знатный, но теперь обмишулившийся промысловик Агриппин Култыгир. – А пойду-ка я лучше на пенсию. Вот, однако!»
На том оба и порешили…
Про Герасима, Муму и Персидскую княжну
…Да заснешь ты, наконец? А, сказку хочешь! Да я уж тебе все пересказал, что знал. Ладно, сам попробую сочинить. Ну вот, значит, берет Герасим персидскую княжну на руки и бросает ее за борт. А та и вынырнула обратно с Мумой в руках, утопленной Герасимом давеча. А в зубах у Мумы – Золотая рыбка. Вытянул их обратно в лодку обалдевший от такого оборота Герасим, сидит, крестится. На ту беду мимо Емеля проезжал на своей печи.
– Эй! – кричит. – Герасим! Ты чего там словил?
А к Герасиму от великого изумления вернулся дар речи.
– Что поймал, то поймал, – отвечает он Емеле. – Ехай дальше, сам разберусь.
– А то смотри, – почесал Емеля под мышкой. – У меня печка как раз раскочегарена. Могли б ушицы сварганить. Да и бабе твоей не мешает просохнуть.
– Сам ты баба! – оскорбилась персидская дива голубых кровей. – Я, если хочешь знать, княжна!
– Это правда? – спросил Емеля Герасима.
– Ну, – сказал малость успокоившийся Герасим, и потому почти что вернувшийся к обычному своему состоянию.
– Что-то непохожа, – усомнился Емеля.
– Да ну? – усмехается Герасим.
– Это у меня просто всю косметику смыло, – пожаловалась княжна. – Видел бы ты меня раньше!
– А как ты оказалась у Герасима? – пытает дальше Емеля.– Что за непонятки такие? Это ведь совсем из другой оперы. То есть – сказки. Тьфу ты, фольклорного произведения!
– Да это Степан Разин мимо усадьбы барыни тайком проезжал, с похмелья был, на самогон меня у Герасима и выменял. Чтоб ему пусто было! Барыня же как увидела меня, приревновала к Герасиму и велела утопить. А этот козел немой – под козырек, ему же не привыкать! Камень мне на шею, и в воду. Изверг!
– Ну, ну! – смущенно промычал Герасим, поглаживая Муму по мокрой дрожащей спинке.
– А как же ты выплыла, с камнем-то на шее? – удивляется Емеля. – И почему собачонка эта живая? По книжке-то этого, как его… Тургенева, этот немтырь к ней ведь тоже камень привязал.
– А я не сама! Это Золотая рыбка! Запуталась в моих юбках и взмолилась, чтобы я ее отпустила, – говорит княжна. – Уже два моих желания выполнила. Я на дне вот эту собачку