мне нужно с тобой поговорить.
– Нет, уходи.
– ОН здесь?
– Нет. Неважно. Я не хочу тебя видеть. Ни-ког-да! Вещи принесу тебе на работу.
Уже не задумываясь больше ни о чем, я открыл своим ключом железную дверь и уперся во вторую – деревянную, ключа от которой у меня не было.
– Лина, открой, пожалуйста, всего несколько слов!
– Нет, уходи!
Я ударил в дверь плечом, затем ногой.
«Если он там, я его убью!», – такая мысль засела в мозгу.
Дверь начала понемногу подаваться, и я яростно бил по ней ботинком, еще и еще. Наконец, она открылась, и я, взъерошенный и запыхавшийся, весь в мелких щепках, ворвался в квартиру.
Ваня был там. Он ужом проскользнул мимо меня и выбежал в подъезд. Я бросился было за ним, но что-то меня остановило.
– Нет! – Глаза Линочки сверкали, как у львицы. – Не трогай его!
Я замешкался, и время было упущено. Я растерялся, не зная как себя теперь вести.
– Собирай свои вещи и уходи. Между нами все кончено.
Я молча закрыл входную дверь, которая осталась целой, не раздеваясь, прошел на кухню и нервно закурил. Линочка заперлась в своей комнате. Было слышно, что она плачет.
Плач
Постой, не уходи.
Мы ждали лета – пришла зима.
Мой город пуст уже давно,
Остались храмы и витрины.
Полуистлевшие картины,
Полуиспитое вино.
Мой город пуст уже давно.
Дмитрий Лысенко
Перечитывая в сотый раз записку, я сидел в пустом редакционном кабинете и писал:
«Милая, господи, „если тебе еще что-то надо!“. Да ты мне ВСЯ нужна, я жить без тебя не могу. Я просто тебя люблю. Видимо, безнадежно. Все уже безнадежно».
Страх. Мусор в голове.
Магнитофон, «видик» – вещи ЦЕЛЕНАПРАВЛЕННЫЕ, а радио порождает шум, мусор, как и постоянно включенный телевизор. Зато заглушает страх. Дает иллюзию надежды и какое-то подобие «сладенькой водички», избавляющей от скуки.
В убогой каморке, где я уже несколько дней работал сторожем (СУТКИ ЧЕРЕЗ ДВОЕ решил совмещать с работой в редакции, чтобы увеличить семейный бюджет) радио преследовало меня постоянно. Жвачка для мозгов, как когда-то для моего деда книги (он их глотал целыми стопками без всякого видимого эффекта, я ни разу от него не слышал, чтобы он хотя бы пытался рассуждать хоть об одной из них). А выключить страшно.
Тишина. Шорохи. Мысли.
Страх.
Я боюсь оставаться наедине с самим собой, и это я понял именно в «сторожевой каморке», работая без напарника. Начинаешь копаться в самом себе – и вдруг чувствуешь, что наружу вылезает что-то ЧУЖОЕ.
Меня мучают приступы любви.
От + до —
+: Радуюсь самой малости. Расцветаю. Живу. Таю. Дышу. Греюсь в солнечных зайчиках.
– : Умираю – то ванна, алая от крови, то петля, то прыжок в последней попытке взлететь.
Середины нет, середины быть не может.
НИ-КОГ-ДА
Накрутка