Чурсина: Да, ради любви.
Впервые в моей практике прозвучал такой ответ на этот нелегкий вопрос. Когда-то Галина Борисовна Волчек со смехом сказала, что она отказаться от театра ради любви никогда не пробовала. А Алиса Бруновна Фрейндлих, подумав, ответила: «Теперь, наверное, могла бы. Ради внуков…» Чурсина сделала это ради любви к мужчине.
М. Г.: А как Вы встретились с Владимиром Фетиным?
Л. Чурсина: Это было на съемках «Донской повести». После того как закончились съемки, уже было понятно, что мы неравнодушны друг к другу. Человек он был очень самобытный, талантливый, невероятно интересный рассказчик. У него были такие красивые руки, такая мощная мужская ладонь, и он всегда что-то рассказывал, показывал интересно. Режиссер, который смог найти ко мне, еще неопытной актрисе, подход в такой сложной роли, как шолоховская Дарья. У него был какой-то особый метод работы со мной. Хотя уже на второй картине, когда мы снимали «Виринею», он сказал: «Тебя надо разозлить, чтобы от тебя чего-то добиться». Потому что я все время пытаюсь быть доброжелательной.
М. Г.: Людмила Алексеевна, еще была очень забавная история Вашего знакомства с Евгением Леоновым?
Л. Чурсина: Та встреча была действительно конфликтной, потому что его, как героя, интересовал момент гармонии роста, а я была много длиннее по сравнению с ним. Впервые увидев меня, Леонов спросил режиссера: «Как же я буду с ней сниматься?» Я сказала, что если нам суждено вместе работать, пусть закажет себе скамеечку. Ну и он мне однажды отомстил. Мы отрепетировали сцену, одну из самых лирических, я пошла гримироваться (костюм всегда был на мне), возвращаюсь к своему плетню, у которого мы должны стоять, и вдруг вижу, там копают яму. Спрашиваю: «Что вы делаете?» Рабочий отвечает: «Яму копаю» – «Кому?» – «Да не знаю, Леонов сказал копать». Подходит Евгений Павлович, я говорю: «Евгений Павлович, что, почему?» Он отвечает: «Чтобы тебя туда поставить, ты будешь ниже». Действительно, я встала в ямку, и как-то все стало уравновешенно.
А когда-то Людмила Алексеевна всерьез оказалась перед опасностью стать заложницей своего амплуа.
М. Г.: Насколько я понимаю, после «Донской повести» Вас начали преследовать роли казачек, как и могло быть с девушкой такой фактуры…
Л. Чурсина: Вы знаете, не только казачек, но и женщин сельской жизни, соответствующих профессий. И в основном это были роли, притянутые ко мне за уши. Если у Шолохова была драматическая судьба женщины, ищущей своего счастья на земле, когда по ней ходят то белые, то красные, то зеленые, и она просила: «Уйдем отсель, Яша, хозяйство свое заведем, сын у нас будет». И боялась, что «коммунист под общее одеяло всех баб спать загонит». В общем – трагический финал. Все, что предлагалось мне потом, было менее интересным, и мне всегда хватало ума отказываться. Но иногда жизнь вознаграждает: «Виринея», затем «Угрюм-река», но до этого была еще очень дорогая для меня роль эстонки Инги в фильме «Два билета на дневной сеанс». И, как оказалось, я – замечательная