с тетей нас было трое: я, братик мой двоюродный и сестренка. Я была старше и их нянчила. Мы жили очень трудно. Дядя был бухгалтером, и нам еле-еле хватало на жизнь. Я только помню сидящих за столом тетю и дядю, которые с листочком бумаги и с карандашом подсчитывали, сколько есть у них денег, сколько им нужно на еду потратить, сколько осталось до зарплаты. Эти их расчеты остались у меня в памяти. Утром мы всегда пили чай, и можно было съесть только один кусок хлеба с маслом, два кусочка сахара и выпить чашку чая. Потянуться за третьим кусочком сахара я уже не могла.
«Хорошая девочка Лида». Это знаменитое стихотворение было написано явно не о нашей героине. Ведь Смирнова никогда не была пай-девочкой.
М. Г.: Насколько я знаю, у Вас был довольно шаловливый характер? А тетя ведь была строгая…
Л. Смирнова: Вы знаете, я каждый день молилась – она меня заставляла. Читала «Отче наш», а потом говорила: «Господи, пошли здоровье Лене, Милочке, дяде Пете, всем родным, знакомым, а тетка пускай умрет!» Я говорила это каждый день шепотом, оглядываясь. И все же именно она меня воспитала, она меня приучила к порядку, строгости, и я бесконечно ей благодарна, несмотря на очень суровое воспитание.
М. Г.: Наказывала Вас?
Л. Смирнова: Да. По национальности полька (ее фамилия Буровик), она была очень чистоплотной и очень строгой. Иногда меня лупцевала. Я ее боялась.
Мы прерываем интервью, чтобы продолжить его возле дома, о котором идет речь. Лидия Смирнова, даже дома носящая каблуки, вдруг оступилась и пошатнулась. Мы замерли, а она рассмеялась: «Когда я была молодая, я иногда изображала стариковскую походку. Как они шатаются и еле ходят…» Она показывает, как она это делала и заканчивает: «Какая же я была сволочь!» Все смеются. К каблукам актрисы добавляется норковая шубка, оренбургский платок, мы благополучно выезжаем на Бульварное кольцо и приближаемся к старинному дому, где когда-то происходили вышеописанные события.
М. Г.: Добро пожаловать в Ваш дом.
Л. Смирнова: Ой, боже мой, боже мой, здесь совершенно ничего невозможно узнать! Здесь была моя коммунальная квартира. Но совершенно невозможно узнать эти места. Как невозможно узнать Москву, как нельзя узнать жизнь, которая сейчас. Но сердце наполняется чем-то горячим. Ой, боже мой, боже мой, как жалко, что так быстро пролетело время…
Мы проходим буквально несколько кварталов и приближаемся к старому школьному зданию. Трудно представить, что Смирнова была девочкой, которая бегала здесь, размахивая портфелем, и отчаянно озорничала…
Л. Смирнова: Ну, вот и моя школа. Мой дом родной. Наверное, из этого окна я выбросила табуретку, за что была исключена.
М. Г.: ???
Л. Смирнова: Мы дрались с ребятами, и я выбросила табуретку в окно. И табуретка какую-то женщину искалечила, а меня выгнали из школы.
Как все меняет время! Пройдут годы, трехметровый потрет Лидии Смирновой будет украшать цеха АЗЛК, а ее саму будут приглашать на открытие первых станций метро как почетную гостью.
М.