белая кипа.
– Мама! Ты там погибнешь!
– Мне война надоела, я уже пережила одну, больше не желаю.
– В Москве тоже террористы, – басит зять Йося.
– Ха! По сравненью с палестинцами это сущие дети!
– Ты думаешь только о себе, ты просто эгоистка, – плачет Мара.
– Старуха останавливается, как вкопанная. Мара налетает на неё.
– Что ты сказала? Повтори.
– Хоть деньги-то возьми, – всхлипывает дочь, протягивая тощую пачку денег, перетянутую аптечной резинкой.
– Деньги тлен.
– Чем мы вам не угодили? – вопрошает зять.
– У вас в доме даже мухи перемёрли от скуки.
– Не век же веселиться! – возражает зять.
– И это называется учёный, раввин?! «Весёлость не может быть чрезмерной, но всегда хороша, и наоборот – меланхолия всегда вредна».
– Вы мне этого еретика Спинозу не цитируйте! – кричит зять.
– А кого мне цитировать? Сталина, что ли?
– Демагог!
– От такого слышу, – парирует тёща.
Паспортный контроль. Девица в форме. Бледное лицо с каменным выражением равнодушия.
– Документы, пожалуйста (говорит на иврите).
– Вот, детка, – по-русски отвечает Рахиль, потом переходит на иврит, – мой билет, мой паспорт.
– Мне не нужен билет. Вернитесь, снова пройдите под контрольной аркой.
Рахиль возвращается. Проходит. Звенит тревожный сигнал.
– Откройте сумку. Что у вас в карманах? Холодного, огнестрельного оружия нет? Покажите.
– Я тебе сейчас всё покажу, детка. – Рахиль открывает потёртую сумку, трясёт ею над столом, пусто. – А карманов нет. Зато есть кое-что.
– Предъявите.
– Минуточку. Йоська, отвернись.
Зять послушно отворачивается. Рахиль задирает длинную юбку, обнажая правое бедро. От колена и вверх – уродливый, неровный шрам.
– Это ещё что? – ни возмущения, ни гнева в голосе девицы. То же каменное выражение равнодушия.
– Там штырь. В госпитале один кудесник вставил, ещё в 45-м. Ранение, кости раздробило, а он мне ногу спас.
– Когда-когда?
– Во время войны с Гитлером. Ясно? Возьми ручной металлоискатель, сразу убедишься.
Девица проводит прибором по всему телу Рахили. Возле раненого бедра он даёт сигнал.
– Проходите.
Рахиль делает несколько шагов, потом возвращается, наклоняется к уху девицы (Рахиль выше её чуть ли ни на голову) и шепчет:
– Не переживай, детка, будь терпелива, к сентябрю, чуть раньше нашего Нового года уже беременная будешь, верно говорю.
Девица отшатывается, потом бесстрастное лицо озаряется улыбкой.
– Верь. Верь. Моя тёща – пророчица, – Йоська всё ещё стоит спиной.
– Тебе слухачом работать, ушки на макушке, – кричит тёща и уходит.
Загородный дом. Сад. Голые чёрные ветви яблонь и вишен. Тонкие прутики кустов. Проплешины на земле, кое-где снег уже стаял. По двору носится огромный, лохматый пёс, лает, бросается на глухие