сотый раз задаваясь вопросом, почему эти лощеные иноземцы ведут себя как победители и ни у кого из его соотечественников не возникает желания дать им достойный отпор.
Разве не достойны лучшей жизни они, завоевавшие пол-Европы и Африку?
Так почему же они пресмыкаются перед всеми этими французами и англичанами?
Кемаль вернулся в училище в плохом настроении, а потом целую неделю не выходил в город.
Надо полагать, что дело было не в какой-то особой его слабости и ранимости.
По всей видимости, в Кемале было нечто, идущее сверху, что каждый раз заставляло его душу болезненно сжиматься от обиды за таких же турок, каким он был и сам.
И это нечто усиливалось жившим в нем тем самым чувством высшей справедливости, которое заставляло его еще в школе всегда заступаться за слабых и беззащитных.
Возможно, именно тогда в наполненной обидой душе появлялись и крепли первые ростки того самого чувства, которое и принято называть национальным самосознанием.
Унижение себе подобных всегда порождает в душах избранных желание избавить их от этих страданий.
Да и в самом сострадании изначально заложена великая истина тайного знания, так или иначе освещавшего внутренний мир такого избранного.
И именно это тайное знание, в конце концов, зажигает в душах великих тот самый костер, который рано или поздно сжигает окружавшие их ветхие формы, а рождающаяся при этом мудрость постепенно складывает пока еще смутные контуры будущей жизни.
– Боль на кончине пальца чувствуется во всем теле, – говорил сам Кемаль, и эта фраза объясняет многое…
Глава II
Когда учеба в рюшдие подошла к концу, Кемаль еще раз больно ударил по чувствам матери.
Несмотря на то, что в Салониках имелся прекрасный военный лицей, он в 1996 году поступил в военную школу в находившемся на западной границе империи захолустном городишке Монастире.
Лепившийся по склонам гор провинциальный городишко из серого камня не шел ни в какое сравнение с великолепными Салониками.
И, тем не менее, Монастир был важным торговым, административным и военным центром.
Население имевшего около шестидесяти мечетей городка приближалось к 40 тысячам человек, и жившие в нем мусульмане в большинстве своем имели албанское и славянское происхождение.
Хватало в нем и занимавшихся торговлей греков.
Чего в городе не было, так это спокойствия, и расположенным здесь воинским частям то и дело приходилось сталкиваться с постоянно возмущенными болгарскими, македонскими, сербскими и греческими националистами.
А вот сама школа Кемалю понравилась.
Для полноценной учебы в ней были созданы все условия, и он справедливо считался самым передовым учебным заведением подобного типа во всей Османской империи.
Пройдут годы, и Мустафа Кемаль с большой теплотой будет вспоминать уроки истории, которые вел майор Мехмед Тевфик-бей.
А преподавать историю в те времена было в высшей степени опасно, поскольку империя переживала