семейства Александр Иванович был направлен заседателем по корчемной части.
Каким предстанет Кузнецк перед Исаевыми? Сколько раз посетит его Достоевский? И когда городские реалии сложатся в собирательные образы провинции – город Мордасов и село Степанчиково?
Об этом расскажут рукописи, произведения и письма.
Встреча третья. Эпистолярная
Место новой встречи Достоевского и Исаевой – мир эпистолярный, готовый в любой момент превратиться в страницу художественного романа. Форма постижения друг друга – интимное письмо.
Он – страстный влюбленный, терзаемый ревностью и «грозным чувством», преодолевающий разлуку ежедневным письмописанием, способный ради мимолетной встречи отматывать сотни верст из Семипалатинска в Кузнецк, готовый на шаг за пределы возможного, на жертву. Она – новый, постепенно раскрывающийся, чудесный образ: «что-то каждую минуту вновь оригинальное, здравомыслящее, остроумное, но и парадоксальное, бесконечно доброе, истинно благородное…». Женщина-ангел, томящаяся в далеком и чужом Кузнецке; «родная сестра» по вере, излучающая безраздельную православную любовь; муза с сердцем «удивительной младенческой доброты».
К сожалению, из богатейшей переписки влюбленных, которая длилась почти два года, сохранилось одно-единственное послание Достоевского от 4 июня 1855 года. В нем писатель определит их встречу, а значит и роман в письмах, и короткие кузнецкие дни, как глобальное событие, полностью перевернувшее представление о времени:
«Одно то, что женщина протянула мне руку, было уже целой эпохой в моей жизни».
…Спустя несколько месяцев после переезда Исаевых в Семипалатинск приходят пронзительные вести: глава семейства умирает, а Мария Дмитриевна остается одна без средств к существованию. Хоронили Александра Ивановича на чужие деньги. «Нужда руку толкала принять, и приняла подаяние», – признавалась она Достоевскому. Позднее эта фраза растворится в структуре романа «Преступление и наказание», а сами Исаевы дадут жизнь знаменитым литературным героям – супругам Мармеладовым…
Кузнецкие послания Марии, обрамленные черной траурной каймой, угнетают и подтачивают Достоевского. Убитая горем и отчаянием 30-летняя вдова с ребенком на руках, зажатая в провинциальный круг сплетен и слухов, недобрых замыслов «кузнецких кумушек» и советов семипалатинских «доброжелателей», заклинает о помощи и спасении, просит хлопотать о ней, об устройстве сына…
И за младенческим лицом женщины-ангела вдруг проступает совсем иной лик – Марии греховной и кающейся, Марии Магдалины, готовой выйти замуж из-за «куска хлеба» за «сибиряка, ничего не видавшего, ничего не знающего, чуть-чуть образованного, начинающего первую мысль своей жизни». Или, может, лик обреченной на неравный брак Вареньки Добросёловой? Зиночки Москалевой из города Мордасова?
Чтобы разобраться во всем, понять, кто же