уверенностью. Антип Дорофеич вымерил её коротким взглядом.
– Мы не торопимся сбыть дочь с рук, – сказал Антип Дорофеич. – Молода.
– Чего ж тянуть-то? А как станут «обегать женихи», – легко отвела Степанида возражение, посчитав, что это обычное для отца желание увеличить цену товару. Но Антип Дорофееич усмехнулся, сказал с презрительной расстановкой:
– Оно, конечно, хочется ему нашу Васку за себя взять. Девка у нас видная, здоровая, работящая.
– Верно, верно, Антип Дорофеич, – соглашалась Степанида, ещё не улавливая, куда клонится разговор, – в зажиточном-то дворе, у хорошего хозяина и бабы в порядке, всё делать умеют. Но и зятёк-то хорош, молодец саженный. Сирота, да малый с головой и хозяин строгий. С нуждой не спознаётся. Будет ваша краля жить как у Христа за пазухой.
– Что-то не слышал я о больших-то достатках, – парировал Антип Дорофеич.
– Побойся Бога, – слегка занервничала Степанида, – парень с четырнадцати лет хозяйство самолично загадывает. Дай срок. Развернется.
– Ну, кады развернётся, тогда и милости просим.
А ныне вот тебе Бог, а вот и порог.
Степанида обомлела. Тут лишь она поняла весь смысл предыдущего разговора. Она выпрямила спину, выдвинула грудь, ноздри её стали раздуваться, втягивая воздух с шумом насоса.
– Ты говори, говори, да не заговаривайся. Ишь чего о себе возомнил! Королевича ему подавай! – повышая голос, заговорила уязвлённая отказом женщина. – Да небось и не пойдёт королевич-то в ваш хлев. Чего чванишься? Тьфу чтоб вам провалиться! Чума вас забери! Будете ещё мужа для дочери добывать.
Простодушный крёстный мял в руках кепку, его лоб пробороздили морщинки. Он и слова вставить не успел, как всё уже было кончено. Разобиженные сваты покинули дом. Пошли по двору. Степанида впереди. Воробьи испуганно порскнули из-под её ног. И куда только подевались её достоинство и гонор! Лицо от срама стало кирпично-красным.
Миколай Фаддеич неуверенно плёлся следом и то останавливался, разводя руками, то, крякнув, намеревался надеть картуз, да вдруг забывал и продолжал идти с непокрытой головой. Лицо его было несчастным, как у незаслуженно наказанного пса.
Домна не утерпела, выскочила на крыльцо, пустила вслед частушку. Благо слушателей на деревенской улице хватало.
– На дружке шапчонка после дядюшки Парфёнка, на дружке штанишки после дядюшки Микишки… – следующей строчки допеть не успела. Степанида расторопно рванулась назад и злобно влепила девчонке оплеуху. Крёстный аж присел. Торопливо перекрестился:
– Свят, свят, свят.
Ударив девочку, Степанида струсила, быстро взгромоздилась на телегу. Огрела лошадь кнутом. Та словно опешила, взбрыкнула и, показав несвойственную ей прыть, пронеслась по улице, унося опозоренных сватов.
Услышав вопль дочери, Ульяна со словами «Дитю бьёшь!» хотела выскочить на крыльцо, но неожиданно раздумала, наткнувшись на полный отчаяния взгляд Вассы. Так что вернувшейся