Степанович? – уверенно начал он. – Добрый день. Не знаю даже, с чего начать. Видите ли… Нет, не на работе. Дело в том, что… Да. Снова. Мне кажется, грипп. Я понимаю. Да. Нет. Постараюсь. Спасибо.
Повозившись минут пять, он добавил-таки номер начальника в черный список и убрал телефон в карман. Потом встал, плотнее запахнул пальто и, ежась от сырости, поспешил к метро.
Глава 3. Надежда
Вечерний час пик заканчивался, и в рядах пассажиров, дружно покачивавшихся на лавках в такт поезду, уже зияли провалы. Винни не любил ощущения тепла, оставленного на сидении чужим телом, и в общественном транспорте всегда ездил стоя. Зайдя в вагон и дождавшись, когда закроются двери, он прислонился к стеклу и привычно уставился в темноту. Через несколько минут он поймал себя на том, что сегодня уходящая в перспективу вереница бледных усталых лиц вызывают у него не столько раздражение, сколько сочувствие. У них впереди не было ничего, кроме бесконечной череды точно таких же поездок на работу и, для разнообразия, обратно. И одна-единственная дверь – без ручки – в конце. У Винни, как оказалось, еще оставалась надежда.
Он опустил взгляд и, чуть наклонив голову, внимательно осмотрел расставленные вдоль скамеек шеренги обуви. Грязь, пыль, сбитые носы и стертые каблуки. Винни перевел взгляд на свои ботинки и вспомнил, что носит их третий год. В груди что-то щелкнуло, расползаясь нехорошим холодком по телу.
Страшно было до тошноты. Страшно, что его так и похоронят в этих ботинках, которые потом перейдут по наследству армии бронзовых идиотов. Страшно, что он не сумеет использовать свой шанс. Страшно, что он так и будет до конца своих дней глупо раскачиваться в метро, зажатый среди сотен других морщинистых розовых манекенов, заполонивших все подвальные помещения города, а куда ж их еще девать при таком перепроизводстве.
Уж кому как не Винни было знать, что можно запросто положить жизнь на поездки в метро и даже этого не заметить. В метро не живут – там едут. Винни только однажды видел человека, который, кажется, поступал иначе. Они как-то вместе вошли на конечной станции в пустой еще вагон. Винни привычно прислонился к стене возле дверей, а мужчина – лет сорока на вид и вид, кстати, совершенно обычный, выделяющийся, разве, лишь откровенно радужным настроением, столь несвойственным москвичам – направился в конец вагона, где две скамейки друг против друга и стена образуют замкнутое с трех сторон, и потому самое уютное в вагоне пространство. Не дойдя до скамеек, мужчина остановился, привычно достал из спортивной сумки небольшой полосатый коврик и, аккуратно развернув его, уложил точно посередине прохода. Потом тщательно вытер об него ноги, прошел дальше и уселся в углу. Собственно, этого коврика уже хватило бы, чтобы превратить заплеванный вагон во что-то домашнее и уютное, но мужчина этим не ограничился. Все из той же сумки он достал походную ситцевую занавеску на присосках – такую всю зеленую и в ярко-оранжевых ромашках, Винни отлично ее запомнил – и ловко