та самая серьезность? А то, что известно каждому: несколько смоделировать, приукрасить, внушить себе… Платоновское пока ты знаешь, что ты играешь, ты честен5… А судебные процессы, а парики, а мантии, а невинная игра, а любовь, ухаживание, а …перечень вряд ли конечен. Игра застает всюду, игра видится везде, и вы уже готовы воскликнуть «мир – театр, а ludi в нем актеры», но что-то вас останавливает. Останавливает само познание, трансформированное в своей статике в знание о тысячах преступлений, о сотне тяжелых ситуаций, прошлое, безрадостное настоящее, коварство, месть, предательство и прочее – мир полон таинства идей и самой острой грусти. И это тоже игра? Противоречие со временем с углублением в него, превращается в неразрешимое: в отношении любого предмета познания можно с одинаковой степенью уверенности констатировать, что сама форма существования данного предмета, как неразрывно связана с игрой, так и не имеет к игре никакого отношения. Выход, который находит рассудок – дифференциация самого понятия игры, нахождения тезауруса игрового для того или иного явления, классификация и прочее (Э. Берн), но опять же, при большем приближении оказывается, что приходится заново классифицировать мир, но только при этом приписав ему игровое значение, поставив его в область игрового, классифицировать, как игру. И вот уже ваша позиция, как это обычно бывает при недоказуемости тезиса рассуждения, превращается в личную веру и убежденность, появляется субъективная аксиоматичность бытия суждения, трансформирующаяся в субъективность доказательства.
Конечность суждения нетрудно пролонгировать каждому – изолированность убежденности и апеллирование все к тому же рационализму, использование удвоенного предмета анализа в доказательстве метода познания, или наоборот.
Сделать из игры «вещь в себе», или свести к игре ума в области невыражаемого через вербальность – практически все, что доступно для всестороннего универсального анализа, современно – научного анализа.
Нам видится возможность несколько другого подхода в познании игры.
Прежде всего, посмотрим на проблему как на содержание внутреннего и внешнего по отношению к самому познанию. Первое, что я делаю: признаю себя полноценным изолированным субъектом познания, то есть таким субъектом, самодостаточность которого в области мысли совершенна, – ведь могу же я высказывать суждения о мире, оставшись один из всего мира? Этакое чудо Робинзона Крузо. Второе – ограничиваю область познания. Данная область, очевидно, изолирована рамками:
1. Известного мне, как субъекту общей возможности познания на момент признания совершенным (скорее уже завершенным), – складывается из области достигнутого человечеством в области мысли на момент моего признания. И того, что есть интуитивного в познании, – все то знание о незнании, которое приобретается мною, как частью когнитивного предела познания.
2. Разницы, складывающейся