да, – отвечает Ника, – с Мариной и с Лёвой.
Вообще, Зиночка Нике нравится: она не вредная, на уроках у нее интересно, да и математику Ника любит – даже хочет на Олимпиаде победить.
Правда, сейчас Нике не до математики: в первый день занятий Гоша так и не появился в школе. На переменке сбегала на первый этаж, позвонила из телефона-автомата – в трубке только длинные гудки. Вот бы когда пригодился этот самый движок: можно было бы позвонить Гоше, где бы он ни был. Ну, ничего, со временем у нас движки тоже научатся делать – делают же сейчас плееры и телевизоры. И не намного хуже, чем мертвые.
– А с Гошей ты дружишь? – спрашивает Зиночка.
– Да, – отвечает Ника и тут же добавляет: – С ним что-то случилось?
– Ну, не совсем с ним, – говорит Зиночка. – Нам звонили из Учреждения… Его мама пропала в экспедиции на Белом море. Гоша с отцом ездили туда, на поиски, – ничего не нашли.
– Гошина мама… погибла? – осторожно спрашивает Ника.
– Никто не знает, – отвечает Зиночка. – Честно говоря, мы никому не должны были говорить об этом, но я подумала, что ты – его подруга и вообще, должна понимать такие вещи…
Ника кивает: да, она должна понимать такие вещи, ну конечно. Но сейчас она ничего не понимает. Как же так? Что будет теперь с Гошей?
– Видимо, Гошина мама сейчас мертвая, – говорит Зиночка, – но что случилось, так и непонятно. Из Учреждения нам намекнули, что, возможно, она сама не вернулась… ну, ты понимаешь? Решила остаться там.
Ника удивленно смотрит на Зиночку. Это значит, Гошина мама – невозвращенка? А как же Гошин папа, как же сам Гоша? Как она могла их оставить?
– Я только тебе сказала, – говорит Зиночка, – потому что, я думаю, Гоше нужна будет поддержка его друзей… особенно того, кто представляет, каково ему сейчас. Он, наверное, очень переживает.
Переживает. Какое глупое слово! Разве это так называется?
Может, у мертвых есть слова, чтобы говорить о таком? Но Зиночка не знает мертвых языков, и Ника толком тоже не знает – разве за один урок в неделю выучишь! – и вот поэтому они говорят на живом языке, но с каждой репликой живые слова теряют смысл, ссыхаются, мертвеют.
Переживает. Поддержка. Остаться там.
Невозвращенка.
Что же мне делать, думает Лёва. Сказать «привет!», будто я ничего не знаю? Ждать, пока Гоша сам расскажет? Или самому все сказать? И что – всё? Что его мама пропала или что ее считают невозвращенкой? И что я в это не верю? Что я знаю: Гошина мама не могла его бросить?
В утреннем сумраке Лёва спешит в школу. Мешок со сменкой бьет по ногам, руки мерзнут в тонких варежках. Шурка молча идет рядом, словно чувствует: брата лучше сейчас не трогать.
А если Гоша и сегодня не придет в школу, думает Лёва. Тогда – сразу после уроков – пойдем все к нему. Марина, Ника – все пойдем. Или нет. Пойти одному. Все-таки мы дружим с детского сада, восемь лет уже. Он меня всегда защищал, точно. С самого первого дня, когда ко мне на прогулке подготовишки привязались: Рыжий, рыжий, злой,