шашки. Была там закусочная под названьем «Этта», куда старики-шахтеры ходили пить кофе; иногда заглядывал туда и я, чтоб послушать их расказы про старые времена, когда еще шахта работала. Если чесно, такое время провождение меня слегка удрочало, но все лутше, чем сутками на свиноферме копытица.
Со временем я договорился о регулярном вывозе отбросов из воинской части. Первым делом нужно было отделить пищевые отходы, которые шли на корм свиньям, от салфеток, бумажных пакетов, картонных коробок и всякой протчей дряни. Но сержант Кранц решил и этот вопрос. Он распоредился, чтобы каждый кухонный наряд сам сортировал мусор. Для этого возле кухни поставили два бачка: на одном написали «съедобное», на другом – «несъедобное». И все шло как по маслу до тех пор, пока не настал родительский день: солдацкие мамы-папы, решив, что «съедобным» кормят их сыновей, настучали генералу. Пришлось нам зашифровать маркировку бачков, а в остальном все осталось как прежде. Через пару месяцев дела наши так стремительно пошли в гору, что мистеру Макгивверу потребовались еще два грузовика для доставки отходов, и через год у нас на откорме уже была семь тыщ восемьдесят одна свинья.
В один прекрастный день получаю я письмецо от миссис Каррен. Пишет она, что близица лето и хорошо бы Форресту-младшему побыть некторое время со мной. Мне показалось, хотя прямо об этом у ней не говорилось, что у малыша Форреста не все благополучено. Она скорее намеками дала понять, что, дескать, «мальчишки – они и есть мальчишки», а потом добавила, что успеваемость у него не много снизилась «и, возможно, общение с папой могло бы пойти ему на пользу». Ну, черкнул я ответ, чтоб она с началом каникул посадила его в поезд, и где-то через месяц он сошел на станции Коулвилл.
Я глазам своим не поверил! Мой сын вытянулся на целую голову, красавчег стал, волосы русые, глаза такие хорошие – чистые, голубые, как у его мамы были. Но при виде меня он даже не улыбнулся.
– Как, – интересуюсь, – добрался?
– Куда я попал? – спрашивает он за место ответа, а сам озираеца и носом водит, будто на гороцкой свалке оказался.
– Я теперь тут живу, – сообщаю ему.
– Ты шутишь? – говорит он.
У меня возникло такое ощущение, кабудто настрой у малыша Форреста изменился.
– Раньше здесь добывали уголь, – расказываю ему, – пока он не иссякнул.
– Бабушка сказала, ты фермером заделался… это правда?
– Типо того. Хочешь ферму посмотреть?
– Можно, – отвечает он. – Не торчать же на станции.
Повез я его на ферму к мистеру Макгивверу. На подъезде, примерно за пол мили, Форрест-младший начал обмахиваца обоими руками и зажимать нос.
– Чем, – спрашивает, – так воняет?
– Свиньями, – говорю. – На ферме мы свиней разводим.
– Блин, угораздило же меня вляпаца в такое говно! Ты хочешь, чтобы я все лето провел среди вонючих свиней?
– Слушай, – говорю, – понятно, что отец из меня был никудышный, но сейчас я пытаюсь исправить